– Да, да, хорошо.

– Я серьезно, Ник. Поспи немного. Поговорим завтра.

– Мелроуз…

– Да?

– Я скучаю по тебе.

– Знаю. Я тоже скучаю по тебе.

Я завершаю звонок и ставлю телефон на зарядку. Теперь я беспокоюсь. Он никогда не говорил с такой тоской и смятением. Это турне должно было стать одним из лучших периодов его жизни, но вместо этого, похоже, оно зародило в нем сомнение во всем, чего он всегда хотел, заставило задуматься, правильным ли был его выбор.

Это не похоже на того Ника, которого я знаю.

Щелкает замок ванной, и я выглядываю за дверь как раз вовремя, чтобы мельком увидеть Саттера, который входит в свою комнату, обмотав бедра полотенцем.

Забавно, что месяц назад его нескромность меня разозлила, а теперь я готова на что угодно, лишь бы взглянуть на его красивый зад.

Выйдя в коридор, я негромко стучусь в дверь его комнаты и жду, пряча улыбку.

Услышав стук, я открываю дверь, свободной рукой придерживая полотенце, повязанное вокруг талии.

– Еще раз привет, – говорит Мелроуз, уголок ее полных губ приподнят вверх, синие глаза искрятся. Мне знакомо это выражение лица. Я знаю, зачем она пришла. Но этого не будет.

– Привет, – отвечаю я. Она смотрит поверх моего плеча.

– Что ты собираешься делать?

– Пойти кое-куда.

Лицо ее мрачнеет.

– Куда?

– Посидеть с друзьями за пивом.

Мелроуз вздрагивает, как будто она ожидала от меня приглашения, которого так и не последовало.

Она спрашивала меня относительно своего таинственного вопроса. И я собирался сказать ей. В тот момент я полагал, что ничего не теряю, и ее кузина вполне убедила меня в том, что мое чувство к Мелроуз не безответно.

Но потом позвонил Ник. И я видел, как ее улыбка делается все шире и шире. Я смотрел, как Мелроуз плюхается на кровать, готовясь к долгому разговору. Я слышал ее заразительный смех сквозь стену.

Это правда, что у нее есть пунктик насчет парней, которых она не может получить… тогда у нее должен быть пунктик насчет Ника.

Держу пари, она хотела его всю свою жизнь.

Он ее лучший друг. Ее наперсник. Ее всё.

А он всегда был бабником, не желая оставаться на одном месте с одной девушкой хотя бы на минуту дольше, чем он того хочет.

Он был истинным воплощением недоступности.

– Очень жаль… – говорит она. – Я надеялась, что мы закажем пиццу и посидим вместе.

– Разве тебе не нужно собирать вещи? Или еще чем-нибудь заняться? – Я должен дистанцироваться от нее – и должен начать делать это немедленно.

Если бы она не уезжала, я бы поборолся за нее. Я сказал бы ей, как сильно я хочу ее… как сильно она мне нужна – нужна по жизни.

Но теперь я должен стать просто соседом, которого она едва знает, просто парнем, с которым она несколько раз потрахалась… влюбленным идиотом, который до последней секунды тянул, не говоря ей о своих чувствах.

Ее чемодан упакован. Ее самолет улетает через три дня.

Боюсь, что поезд уже ушел.

– Хорошо тебе развлечься, Саттер. – Ее слова доброжелательны, а тон – нет. Но так будет лучше. Я не хотел бы, чтобы она отбыла на съемки и там тосковала по мужчине, по которому не должна тосковать.

Ей нужно сосредоточиться на более важных вещах.

Каким эгоистичным мерзавцем я был бы, если бы в такой момент заставил ее думать обо мне, а не о работе? Если бы я ожидал, что она поставит меня на первое место?

Мелроуз скрывается на первом этаже.

Я одеваюсь и иду вдоль по улице в темный спортбар, где пахнет пролитым пивом, а не пьянящими духами Мелроуз. Следующие несколько часов я проведу в зале, набитом теми, кто бежит от чего-либо, а не в объятиях женщины, которая стала моим средством побега.

Она еще не уехала, а я уже по ней скучаю.

Тем же вечером среды, примерно в половине десятого, в дверь звонят. Я ставлю на паузу сцену воссоединения в «Настоящих домохозяйках», откидываю плед и спускаюсь в прихожую, чтобы узнать, кто и за каким хреном звонит в дверь так поздно вечером.

Отдернув белую занавеску, закрывающую маленькое окошко во входной двери, я вижу мальчика-подростка с взлохмаченными волосами цвета калифорнийского песка, а позади него на подъездной дорожке стоит желтое такси, направив лучи фар на наш дом.

Распахнув дверь, я выхожу на крыльцо и коротко обнимаю Таккера за плечи.

«Ты в порядке? – сигналю я. – Что ты здесь делаешь?»

Таксист вылезает из своей машины и машет мне рукой, прося подойти.

«Постой здесь», – показываю я Таккеру.

– Мальчик заказал такси через смартфон, – говорит водитель, когда я подхожу ближе. – За всю поездку не сказал ни слова, просто дал мне бумажку с адресом. Когда мы приехали, я сказал, сколько с него причитается, но он только посмотрел на меня…

– Он глухой, – обрываю я его, потому что не хочу тратить время на лишние разговоры. Мне нужно убедиться, что Таккер в порядке, а потом связаться с Саттером. – Сколько я вам должна?

– Девяносто четыре бакса, – говорит таксист, потом откашливается и добавляет: – Плюс чаевые.

«Господи!»

– Сейчас принесу. – Я вбегаю в дом, нахожу свою сумку, достаю свою дебетовую карточку и возвращаюсь к машине. Я скидываю таксисту щедрые чаевые, за то, что он помог Таккеру добраться сюда, несмотря на то, что не вполне понимал ситуацию. – Спасибо вам огромное.

Такси уезжает, и я приглашаю Таккера в дом. Он садится на диван и, не моргая, смотрит на меня широко раскрытыми глазами. В полумраке гостиной, освещенной только настольной лампой, я вижу темные круги под его запавшими глазами.

Он давно не спал как следует и, насколько я понимаю, не ел тоже.

«Ты голоден?» – спрашиваю я на языке знаков.

Он кивает.

Я спешу на кухню, делаю ему сэндвич, добавляю пакет чипсов и наливаю стакан молока. Поставив все это перед Таккером, я набираю сообщение Саттеру. Телефон показывает, что сообщение доставлено, но не прочитано.

«Что-нибудь случилось?» – спрашиваю я Таккера, занятого едой. Он кладет на тарелку сэндвич, который держал обеими руками, и прожевывает огромный кусок.

«Папа напился, – отвечает он. – Снова бросал вещи».

«Ты сообщил Саттеру?»

Он отрицательно мотает головой.

«Я просто хотел уехать, пока не стало хуже».

Я снова проверяю телефон. Мое сообщение все еще не прочитано. Саттер сказал, что собирается пойти в какой-то спортбар, но этих баров только в нашем районе буквально десятки. Я могу искать его всю ночь и не найти.