— Давай! Дай ему посильнее! — кричал мальчуган, на ходу поедая сладкий попкорн.

Мы сидели на лавке в малом спортивном зале, пока Михаил изображал из себя боксера. Хорошо, между прочим, изображал, убедительно, но в некоторые моменты мне до невозможности хотелось закрыть глаза впечатлительному ребенку, потому что разминочный бой превращался в настоящее побоище.

— Тебе если страшно, не смотри, — посоветовал парнишка, хрустя сладостями. — Я тебе потом расскажу, чем дело кончилось.

Если честно, я любила детей. До разумных границ. Но этот ребенок меня откровенно пугал. Пугал взрослыми суждениями и взглядами, обескураживающей прямотой, будто это я была неразумным ребенком, а он взрослым человеком, которому приходилось объяснять мне элементарные вещи.

В его компании я чувствовала себя не только скованно, но и в целом некомфортно, потому что Мишка-младший откровенно говорил мне о том, что я буду их мамой. Что примечательно, старший медведь своего сына даже не пытался переубедить. Улыбался и кивал, делая морду кирпичом, пока я злилась и возражала, но возражения мои никто не слушал.

Им обоим было как об стенку горох.

Не желая расстраивать ни в чем не виноватого ребенка, я поначалу повелась на его жалобные серые глаза и все-таки взялась за тесто для оладий, но уже вскоре поняла: они оба манипуляторы.

Один то и дело скалился в мою сторону, всем своим видом поддерживая мальчишку в желании выдать меня замуж, а второй делал все что угодно, чтобы я была как можно ближе к его отцу.

В итоге мы задержались в особняке еще на час, и имелся в этом всем только один плюс: я позавтракала, все остальное же было впору считать огромными минусами.

Во-первых, мои оладьи все-таки понравились. Не только мальчишке, но и медведю, который без зазрения совести их уплетал, приговаривая, что могло бы быть и лучше.

Во-вторых, парнишка не уставал говорить о том, что теперь-то он уж точно будет жить вместе с папой. Раз я появилась, значит, я за ним и буду приглядывать, пока папа тренируется и участвует в боях.

Словами не передать, как мне было жаль этого наивного ребенка. Уже сейчас из того, что видела, я могла понять, что сын Михаилу просто не нужен.

Да он его боится, чего уж скрывать?

Совершенно не знает, как себя с ним вести, потому и отдал на воспитание тетке. Об этом уже мальчик проговорился, рассказывая мне о том, как проводит дни. И в его буднях папа начисто отсутствовал.

В-третьих…

«В-третьих» было самым скверным.

Задержавшись в особняке почти на час, мы нос к носу встретились с теми, ради кого дом освобождался от нашего присутствия на весь день. Когда я, переодевшись, спустилась на первый этаж, холл уже заполнился незнакомыми людьми.

Каждый из них, пока я пересекала холл, одаривал меня хмурым взглядом. Будто пытались предсказать мои намерения, но не это напугало меня, а то, что все они были вооружены. Не так, как охранники Владимира. Эти типы удерживали в руках автоматы.

Не сдержавшись, я обернулась и подошла к Владимиру. Мужчина был среди тех, кто молча провожал меня взглядом, но бросить его в доме вот так мне бы совесть не позволила.

— Миша и Мишка уже на улице. Ждут тебя в машине, — тихо, но твердо произнес Володя, толсто намекая мне на то, что пора бы уже убраться.

— У тебя все хорошо? — уточнила я шепотом, косо поглядывая на вооруженный отряд.

— Волнуешься за меня?

На его губах появилась улыбка. Такая редкая, но такая притягательная. Она словно делала его мягче, взгляд — теплее, и невозможно было не улыбнуться в ответ.

— Просто спросила, — буркнула я, не зная, куда деть глаза.

Серые лапки, выглядывающие из-под двери, ковыряли плитку и царапали саму дверь. Даже котят на кухне заперли, ироды.

— Ну я пойду, — кивнула я, чувствуя себя донельзя смущенной.

— Оля, — окликнул он меня, вынуждая обернуться. — Спасибо.

Особняк я покидала с двойственными ощущениями. С одной стороны, я совершенно точно не хотела бы оставаться в доме, пока там были эти люди. Когда мы выезжали за ворота, к особняку подъехали еще две машины — фуры. Именно они заставили меня вспомнить о том, что Володя далеко не безобидный мужчина.

Перед глазами промелькнуло видение — горы оружия, которые я видела в подвале. Неужели он его покупает? А может, торгует?

С другой стороны…

Мне хотелось остаться. Да, хотелось остаться, потому что проводить время с медведями старшим и младшим я не желала совершенно, но именно это мне и предстояло. Сначала наблюдали за тренировкой — после увиденного Миша уже не казался мне настолько привлекательным внешне. Он был центром ярости, сосредоточием ненависти.

Потом обедали в соседней кафешке на пару с прожорливым медвежонком. Просто смотреть и дальше на избиение младенцев я морально не могла, да и не желала, чтобы таким отца видел Мишка. Я заметила восхищение во взгляде пацана, но восхищаться было абсолютно нечем. Если бы это был мой сын, я бы его туда никогда не пустила.

— А где твоя мама? — спросила я, подъедая картошку фри.

Мне на самом деле было любопытно узнать ответ на этот вопрос. Не то чтобы во мне снова сделала стойку журналистка, но любознательной я была от природы, хотя ребенку всех вопросов не задашь. Не хотелось бы травмировать мальчика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не знаю, — легко пожал плечами Мишка. — Бабушка говорит, что я никому не нужен.

— А ты как думаешь? — осторожно поинтересовалась я.

После его ответа во мне что-то однозначно сломалось. Не такое я ожидала услышать.

— А я думаю, что папа слишком много работает, — вымазавшись в кетчупе, с самым серьезным лицом уплетал он гамбургер — не лучшую еду для детей, но другого тут не было. — А еще он не умеет воспитывать детей.

— Это ты так думаешь? — подивилась я.

— Нет, это тоже бабушка сказала, но я уже взрослый, со мной не надо нянчиться. Я даже яичницу готовить могу. Правда-правда, — закивал мальчишка, пока я осознавала, насколько сильно ему хочется жить с отцом.