— Всё верно. Как это вы вспомнили?..

— Мне вашу книгу Пётр Сергеевич тоже не дал! — Она засмеялась. — Сказал, что я могу посмотреть иллюстрации! Они прекрасно подобраны!

…Да. Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев!..

— Вы у нас в Тамбове по делам? Или у вас здесь родственники?

— Я собирался посетить картинную галерею.

— Слушайте, это замечательно! — Она явно пришла в восторг. — Хотите, я вас провожу? Здесь недалеко! Нет, вы не подумайте ничего такого, просто к нам не каждый день приезжает Максим Шейнерман! И это чудеса, что мы с вами так случайно познакомились!

Ни в чудеса, ни в случайности Макс не верил.

— У меня есть знакомая Елизавета Хвостова, — начал он. — Она коллекционер. Я когда увидел ваше имя в карточке, подумал, что, может быть, вы родственница…

— Нет, вряд ли, — живо отозвалась Елизавета-вторая. — У нас никого нет, ни двоюродных, ни племянниц.

— То есть вы совсем одна?

— В каком смысле? У родителей дом в пригороде, а здесь раньше бабушка жила. Дед давно умер, его в войну совсем малышом в Германию угнали, он после этого болел долго и умер рано. А бабушка сейчас с родителями живёт. — Елизавета объясняла всё это очень обстоятельно и как-то так, что Макс слушал с удовольствием.

…Интересно, какие у неё родители и бабушка? Он попытался представить. Родители наверняка инженеры, или так — отец военный, а мать врач. Бабушка… кем может быть бабушка такой вот Елизаветы Хвостовой? Учителем литературы, пожалуй. Она должна быть в очках, коротко стриженная, громогласная и очень деятельная.

— Ваша бабушка учительница литературы?

Она удивилась.

— Нет, бабушка — врач. Почему вы так решили?.. Мама — учительница литературы!

— Я всё перепутал.

Она засмеялась.

— А паспорт вы не теряли? — спросил он.

Елизавета удивилась:

— Теряла! А почему вы спрашиваете? Я в Москву ездила и где-то там посеяла. Потом целая история была, в поезде теперь тоже нужно показывать паспорт! Ну, я как-то выкрутилась. Пойдёмте?.. Я только обуюсь.

Они вышли на улицу, Елизавета поправила шарф и потянула носом воздух.

— Как я люблю весну! — воскликнула она. — Особенно здесь, у нас! Скоро всё зацветёт, сады будут в такой дымке. А ведь ещё даже не май. То есть всё впереди. Вы в Москве живёте?

— В основном в Прибалтике. В Москве я работаю.

Она значительно покивала, признавая, что есть такие особенные люди, которые живут в одном месте, а работают в другом. Например, живут в Париже, а работают в Нью-Йорке, это так здорово!..

— У вас очень старый дом.

— Да, — подхватила Елизавета, — начало прошлого века. Совсем дряхлый старичок. Я всё боюсь, что его снесут или он сам рухнет. Вот ужас.

— В таких домах, должно быть, неудобно жить.

— Не очень, — согласилась Елизавета, помедлив, и спрятала нос в шарф, ветер был сильный и свежий, словно со снеговых гор. — Но я люблю, чтоб была история, понимаете? У вещи или у дома. Или у человека!

— Пожалуй, понимаю.

— Конечно, щели, конечно, дует, а как же! Зимой рамы ватой забиваем, и всё равно несёт. Двери не закрываются, сквозняк. Ну и что? Зато окна какие, потолки! Вы обратили внимание на балки?

— Обратил, конечно.

— Ну вот! Когда смотришь на эти балки, хочется сделать что-нибудь великое.

Макс засмеялся.

— Нет, правда! И самое главное, всё есть. Газ есть, горячая вода есть. Чуть-чуть бы подлатать нашего старика, он бы ещё сто лет прожил!

— Это вы про дом?

— Это я про дом.

Некоторое время они шли молча.

Елизавета время от времени косилась на искусствоведа с мировым именем. Искусствовед как раз очень походил на человека, который живёт в Женеве, а работает, допустим, в Лондоне — иначе зачем ему мировое имя!.. Он был смуглый, ухоженный, словно до блеска отмытый. Отросшие волосы шевелил ветер. Одежда — подогнанный пиджак, футболка, узкие джинсы, легкомысленное пальтецо и кеды — делала его похожим на персонаж из модного журнала. Елизавета любила модные журналы с фотографиями! На фотографии в журнале он сошёл бы за концептуального режиссёра, популярного писателя, или — да, искусствоведа.

Как его занесло к ней в дом?.. Правда чудеса!.. Сейчас в галерее он наделает переполох, а как же иначе!.. Она предвкушала и веселилась.

Её немного смущало, что он словно чем-то недоволен. Впрочем, какая ей разница!

— А кем вы работаете в галерее? — в конце концов спросил Макс. — Тоже переводите?

— Ну да, — кивнула Елизавета. — Статьи из Pictures and Arts и из Museum International. Письма всякие. У нас очень хорошая галерея, мы часто на выставки ездим, то в Бельгию, то в Голландию. Не самые знаменитые музеи приглашают, но вполне респектабельные.

— И вы тоже ездите?

— Меня пока не берут, — беззаботно откликнулась Елизавета. — У меня всё впереди, так говорит наш управляющий.

— Какой оптимист, — пробормотал Макс.

…Чем объяснить, что некая Елизавета Хвостова уже встречалась с ним совсем в другом месте и совсем по другому делу?.. Совпадение? Не бывает таких совпадений, хотя нельзя сказать, что имя какое-то небывалое, редкое. Имя как имя. Всё остальное вполне логично — книга нашлась и, судя по штампу, была на самом деле взята из библиотеки имени Новикова-Прибоя, адрес в карточке указан верный, девушка не была ни взволнована, ни обеспокоена его визитом.

Посмотрим, что будет дальше.

Тамбовская художественная галерея располагалась в просторном доме в стиле классицизма — высокие окна, строгие портики, мраморные ступени. Вокруг был «старый Тамбов» — особняки, липы, сквер на той стороне, львы по обе стороны подъезда. У львов были немного облупившиеся носы, и морды от этого казались удивлёнными.

Девушка потянула на себя тяжеленную дверь с латунными украшениями. Макс дверь перехватил.

— Я вас провожу сразу к управляющему, — говорила Елизавета на ходу. — Сейчас все на месте, до обеда ещё далёко. Хотя обедаем мы на работе, домой ходить как-то не принято. Я однажды ушла, и мне потом выговор сделали. То есть не в прямом смысле — выговор, а пожурили просто.

…Даже если бы она не была так красива…

Нет, нет, не так. Если бы она была совсем некрасива, но так же улыбалась, говорила и двигалась, от неё всё равно невозможно было бы оторваться.

— От вас невозможно оторваться, — сказал Макс Шейнерман ей в спину.

Она оглянулась:

— А?..

— Я говорю, пожурили — хорошее слово.

— Здравствуйте, Алиса Петровна, — громко сказала Елизавета в сторону деревянной будочки с надписью «касса». Будочка ютилась в углу просторного вестибюля, в окошке горел жёлтый свет и выглядывала любопытствующая старушенция. — Мы к управляющему!