пользовались, был понятен всему населению страны. По сельским районам были разбросаны тысячи небольших святилищ, посвященных мириадам божеств. Однако все японцы черпали религиозное вдохновение в буддийских и синтоистских верованиях и верили, что они живут в стране богов. Кроме того, они довольно легко преодолевали различие диалектов, существовавших в разных частях страны. «Я с трудом разбираю диалект Эдо», — жаловался один самурай из домена Тоса, прибывший в столицу вместе со своим господином и поучаствовавший в ученой беседе{57}. Тем не менее он быстро приспособился к своей новой языковой среде. Помощь в этом ему оказали, в том числе, и словарики трудностей диалекта Эдо, в большом количестве существовавшие к этому времени. Так что через месяц он уже «хорошо понимал» научные лекции, которые он продолжал посещать. Подобным образом, когда встречались люди, разговаривавшие на разных диалектах, как это описано в романах из серии «На своих двоих», они могли «легко открывать свои сердца другим, и такое общение длится до тех пор, пока собеседники не устают», и «уроженец Эдо» не найдет особых барьеров при «знакомстве со сладким картофелем из Сацума».

Пища и материальная культура усиливали ощущение культурного единства. Некоторые особенности присутствовали в кухнях различных регионов, однако в целом меню японцев состояло из вареного риса, супов, особых гарниров и рыбы. Особенно сильно это единство проявилось после того, как в середине XVII в. начали появляться поваренные книги. В 1643 г. были опубликованы Рьёри моногатари («Рассказы о приготовлении пищи»). Это была первая книга кулинарных рецептов, предназначенная для простых японцев. В ней рассказывалось, как приготовить около двадцати различных супов, различные овощные гарниры, вареную рыбу, а также многое другое. В 1674 г. были опубликованы шесть томов Эдоръёри-шу («Собрание рецептов из Эдо»), которые представили столичное кулинарное искусство всей стране. Мода также способствовала единству нации, поскольку люди одевались в одном стиле. В архитектуре домов существовали региональные черты, однако в целом люди жили в одинаковых каркасных домах с перегородками-сёдз, устланными циновками полами и нишами токонома.

Концепцию существования единой японской нации поддерживали и путешествия по стране. В начальный период Нового времени постоянно возрастало количество путешествий, совершаемых даймё и правительственными чиновниками по Токайдо и другим дорогам. Рядом с ними путешествовали торговцы, труппы бродячих актеров, одинокие поэты, процессии паломников, бредущих в святилище Исэ и буддийские храмы Западной Японии, богатые дамы, желающие посетить знаменитые горячие источники, эдосцы. направляющиеся в отдаленные уголки страны, чтобы полюбоваться красотами тамошней природы, и спешащие им навстречу жители сельских районов, которых тянуло к соблазнам и наслаждениям Трех мегаполисов. К началу XVIII столетия путешествия превратились в национальную манию. Каждый год, когда весеннее тепло согревало землю, миллионы японцев отправлялись в путь. Развитие транспортной системы с многочисленными станциями, на которых располагались постоялые дворы, трактиры, чайные домики, способствовало появлению путешествий ради удовольствия. К началу XIX в. путешественник мог заранее оплатить пищу и отдых на постоялых дворах, где впоследствии он просто показывал нечто вроде идентификационно-кредитной карточки, на основании которой ему оказывались услуги.

Появление культуры путешествий имело важные последствия для осознания национального единства. Мужчины и женщины плыли к туманным островам Внутреннего моря, взбирались на заснеженную вершину горы Фудзи, любовались соснами в Аманохасидатэ, прогуливались по дюнам, где Кумагаи Наодзанэ с печалью в сердце взял голову Ацумори, пересекали поля прежних битв, на которых сходились армии даймё в эпоху великих войн, собирались в святилище в Исэ, чтобы поклониться солнечной богине Аматэрасу, или преодолевали тысячу ступеней, ведущих к святилищу Конпира на острове Сикоку. И при этом складывался набор достопримечательностей, которые иллюстрировали традиции, легенды и исторические события, наполнявшие национальное самосознание.

Путешественники распространяли национальную культуру и другими способами. На протяжении XVIII в. бродячие актеры странствовали от города к городу и от деревни к деревне, показывая краткие версии спектаклей кабуки и театра марионеток, которые уже завоевали популярность в Трех мегаполисах. Крестьяне, посетившие Эдо или Осаку, привозили домой тексты драм и костюмы, с помощью которых они ставили в своих деревнях любительские спектакли. Путешествующие горожане, в свою очередь, покупали местную продукцию: керамику Канадзавы, чай Удзи, рисовое печенье из Аманохасидатэ, культовую утварь из Исэ. Радуясь, что им удалось приобрести подобные сувениры, путешественники привозили их домой и, таким образом, добавляли их к списку общеяпонской материальной культуры. Наконец, Ядзи, Кита и другие путешественники почти все свое время проводили в общении, открывая при этом общность ценностей и переживая опыт, снимающий барьеры между регионами, сословиями и полами.

Наконец, не было необходимости покидать свой дом, чтобы насладиться видом различных уголков страны. В 30-е гг. XIX столетия известный художник Хокусай закончил свою знаменитую серию гравюр «Тридцать шесть видов горы Фудзи», а Хиросигэ, вероятно, самый знаменитый художник, работавший в жанре гравюры, предложил своим соотечественникам серию «Пятьдесят три станции дороги Токайдо». Гравюры Хиросигэ были настолько популярны у любителей путешествовать не выходя из своего дома, что он создал двадцать дополнительных серий видов Токайдо, более тысячи изображений знаменитых мест в Эдо, а также серии изображений достопримечательностей Осаки, Киото и Оми. Производство гравюр было лишь одной стороной печатной культуры. К началу XIX в. в Эдо и Осаке существовали сотни книжных магазинов и библиотек. Значительное их количество было и в провинциальных городах. Чтобы удовлетворить растущий спрос, издатели ежегодно выпускали в продажу тысячи новых наименований — от серьезных трактатов научного или религиозного содержания до антологий поэзии, рецензий на театральные спектакли, исторических романов, путеводителей и разнообразного легкого чтива. Книги и гравюры стоили относительно дешево, поэтому они были доступны не только самураям, но и горожанам и крестьянам. Печатная культура создавала мир образов и тем, героев и негодяев, этических дилемм и душевных решений, ценностей и верований, которые в начальный период Нового времени были обычными и близкими японцам, представлявшим все слои общества.

Письменные отчеты о встречах с иностранцами открывают еще одну сторону зарождения самосознания японской нации. В записях часто обращается внимание на экзотический вид прибывающих из-за моря визитеров. «Во время правления Го-H. ра [1526–1557] торговое судно южных варваров прибыло к нашим берегам, — говорится в анонимном сборнике преданий, составленном в 1639 г. — С борта этого корабля спустилось непонятное существо, напоминающее по форме человека, но скорее похожее на длинноносого гоблина. При ближайшем рассмотрении было выяснено, что это создание именовалось «Падре». Основное внимание притягивал длинный нос. Он был похож на коническую ракушку, присосавшуюся к его лицу. Голова его была маленькой, на руках и ногах — длинные когти, а зубы были длиннее лошадиных. Его речь была совершенно непонятной: его голос был похож на крик совы. Все как один пришли посмотреть