Закрыв глаза, Фелиция вдохнула аромат хвои, чувствуя, как он наполняет ее легкие. Новые впечатления смешались с воспоминаниями о том, как она проводила дни перед Рождеством с сестрами. Какой ужасной была бы жизнь без Рождества. Это время наполнено любовью и радостью.

Внезапно она ощутила, как чье-то теплое дыхание ласкает щеку. На плечи осторожно легла лента.

— Вам нужно поучиться сочетанию цветов, Исайя. Этот синий совсем не подходит к моему платью.

Он потянул за концы ленты, привлекая к себе Фелицию.

— Что вы делаете?

— А как вы полагаете, что я делаю?

Вероятно, он хочет ее поцеловать. На это указывали все признаки: колени ее дрожали, сердце подпрыгивало к самому горлу.

— Мне интересно, зачем вы это делаете? Все ушли наверх, мы здесь одни, можете говорить без боязни быть услышанным.

— Фелиция, вы точно такая, какой кажетесь? — Он подхватил концы ленты и завязал бант — точнее, нечто похожее — на ее груди.

— Разумеется. Хамелеон из нас двоих вы.

— Жалеете, что вышли замуж за такого мрачного человека? — Одной рукой он теребил ленточку банта, другой, обхватив Фелицию, пытался прижать к себе.

— Мрачного? — Она осторожно коснулась пальцами ткани его жилета и, осмелев, положила ладонь на грудь, именно туда, где билось сердце. — Ваша рана здесь еще не зажила, Исайя, но вы совсем не мрачный.

— Абигейл так говорит. — Он был совсем близко, его дыхание согревало щеку Фелиции.

— Восьмилетнему ребенку можно простить ошибочное суждение. — Фелиция неотрывно смотрела ему в глаза, казалось, ей удается услышать его мысли.

— Мне нужно знать: вы сожалеете о нашем браке? Если бы появилась возможность сделать новый выбор, вы предпочли бы союз по любви или такой, как у нас?

Фелиция коснулась кончиком пальца его губ, думая о том, как было бы замечательно сейчас его поцеловать.

— Я не уверена, что это брак не по любви.

— Что вы говорите, Фелиция?

— Я говорю, что вы должны меня поцеловать, так можно будет узнать правду.

— Вы меня погубите. — Голос стал хриплым, как она поняла, от страха.

Но потом он все же поцеловал ее. Это было потрясающее ощущение. И Фелиция все поняла, хоть это казалось невероятным: она вышла замуж по любви.

Отстранившись от Исайи, она сжала в руке бант, развернулась и выбежала из гостиной. Сейчас совсем не было желания слушать, что Исайя ответит на ее признание. Очевидно, пока он не готов, но с божьей помощью этот день настанет.

Он опять поцеловал Фелицию. И не может сказать, что сожалеет об этом. К несчастью, последствия столь внезапного поступка опять лишили его сна. Значит ли это нечто очень важное, кроме того, что он будет уставшим утром? Внутреннее волнение на этот раз ощущалось иначе. Сказанные ими слова были совсем не теми, какие он ожидал услышать в этом браке.

Когда ему только пришла идея, казалось, любая женщина будет рада его предложению, возможности получить титул и стать хозяйкой поместья.

Но его супруга оказалась не простой женщиной, она была особенной женщиной, и он все чаще стал думать, что сможет жить дальше, только владея ею целиком и безраздельно.

Но этого ли он на самом деле боялся?

В сердце появилась глубокая симпатия, влечение, заинтересованность, и это потрясало его. Возможно ли, что внутреннее волнение связано не с тем, чего он боится, а чего так ждет?

Он сам упомянул о браке по любви. И ответ Фелиции был совсем не тем, какой он ожидал услышать: заверения в том, что ее устроит и брак без любви. Признание выбило его из колеи. А потом она убежала, и концы синей ленты, не подходившей по цвету к платью, развевались за ее спиной, словно крылья.

Исайя сказал, что она его погубит, — не подумав, выпалил первое, что пришло в голову. И был шокирован собственной мыслью. Неужели и для него это тоже брак по любви? Можно ли такое принять?

Принять — значит впустить Фелицию в свое сердце. Но ведь он может потерять ее, а это опять боль, второй раз он подобное не вынесет.

Обеспокоенность — не вполне подходящее слово, чтобы описать его состояние в эти предрассветные часы. Исайя шел в библиотеку и размышлял о том, что никогда не бродил по дому ночью, пока в нем не появилась Фелиция.

Дверь библиотеки была закрыта, но из-под нее на пол коридора просачивался мягкий свет.

Исайя развернулся, собираясь идти искать другое убежище для размышлений. Сейчас он не готов говорить о своих чувствах, еще рано. Нужно время разобраться в себе, понять, чего он действительно хочет.

Но не бежать же из-за этого от двери собственной библиотеки?

Исайя открыл дверь и решительно вошел.

Трудно сказать, испытал ли он облегчение от того, что в кресле перед камином сидел Пенфилд, а не Фелиция. Пожалуй, жена все же предпочтительнее недруга.

Однако в глубине души он понимал, что им надо поговорить, пожалуй, лучшего шанса и пожелать нельзя.

— Добрый вечер, Скарсфелд. Хотя уже давно не вечер, правда?

— Я не уследил за временем. Полагаю, скорее раннее утро.

— Лишился сна из-за женщины, в точности как я?

— Боюсь, что так. Точнее, из-за трех женщин. — Помимо Фелиции и Абигейл сегодня он много думал о маме.

— Сочувствую.

Исайя сел в кресло рядом и вытянул ноги к огню.

— Сложно представить, что буря может усилиться, — пробормотал он.

Только ему одному известно, что он имеет в виду бурю не снежную, а внутри собственного дома.

— А у тебя застряли гости, от которых хочется скорее избавиться.

Его волновали не люди, а то, что они собирались сделать. Оставалось надеяться, что леди Пенфилд, будучи женщиной добросердечной, не могла бы полюбить мужчину, не обладай он определенными добродетелями.

— Полагаю, решив перевести сестру в Лондон, вы руководствовались лишь пользой для девочки.

— В Лондоне у нас большие возможности.

— Моя мать пожелала, чтобы Абигейл вырастил я. И я ни разу не пожалел о том, что так вышло.

— А мы с женой о многом сожалеем. — Граф принялся постукивать пальцами по подлокотнику кресла. — Мы очень хотели иметь ребенка, полагаю, ты знаешь. Это единственное, чего я не могу дать Диане, но люблю ее так сильно, что готов пойти на все ради ее счастья. Ты, разумеется, понимаешь, что я чувствую?

Лорд Пенфилд посмотрел на Исайю так, будто обвинял в браке по расчету, который не предполагает привязанности.

— И я сделаю все ради счастья сестры.

Не тот ответ, которого ожидал услышать Пенфилд, но другого он не получит.

— Не сомневаюсь. Но и мы с леди Пенфилд можем заверить тебя в том же.