– Я знал, что выбрал правильного репетитора! – Ноах пустился в пляс, чем взбесил Амира.

Амир вырвал у меня сочинение.

– “А” или “А с минусом”? – Он впился пытливым взглядом в листок.

– “А”, – смущенно ответил я, его сверхчувствительность к чужим успехам в учебе уже начинала меня раздражать.

– Хартман никому не ставит “А”, – произнес Амир чересчур громко, так, чтобы слышали другие. София чуть поодаль разговаривала с Ребеккой, но тут повернулась ко мне. – Тем более за первое сочинение!

– Мне поставила. – София кивнула на меня: – А теперь и тебе, Гамлет.

Мама радовалась еще больше меня. Моя отметка значила для нее, что она поступала правильно, из года в год поощряя меня, дабы не поглупел, искать убежище в библиотеке, – пусть отец и не ценил ее усилий. “Я более чем горжусь”, – сказала она и, невзирая на мои возражения, повесила сочинение на холодильник. И я не винил ее за этот порыв, учитывая, что не так-то часто давал ей повод для нахеса. Жаль, что эта работа, отдаленно похожая на первое достижение в нашей жизни, укрепила ее уверенность в том, что она еще может стать своей в Зайон-Хиллсе – в некотором смысле вернуться к той жизни, какую вела до встречи с моим отцом.

* * *

Суккот пришелся на шаббат. Всю субботу я просидел в сукке, ломал голову над учебником биологии и любовался украшениями, которые развесила моя мать, – яблоками, гроздьями винограда, разноцветными бумажными цепями, выцветшими плакатами на иврите, сохранившимися еще с моего детского сада. В отличие от Суккота на севере, где мы сидели в уютной предзимней прохладе, во Флориде Суккот оказался почти что пыткой. Здешняя первобытная хижина, через бамбуковую крышу которой сочились солнечные лучи, не пробуждала в нас добрых чувств: мы обильно потели, нас кусали комары, здоровенные, как мутанты, – словом, плоть наша страдала. Отец настаивал, чтобы мы все делали в сукке (“в кущах живите семь дней”[157], с упреком повторял он, обливаясь потом и рискуя получить тепловой удар, “живите, а не бездельничайте, ешьте, учитесь, разговаривайте, спите”), но несколько часов спустя я сдался и ушел под кондиционер. В субботу вечером я вновь попытался сесть за уроки, отказался пойти с Ноахом и компанией играть в боулинг и пить пиво, но в конце концов меня сморило раньше одиннадцати, двадцатифунтовый учебник на моей груди поднимался и опускался в унисон с дыханием. В воскресенье я пропустил ужин, чтобы не встречаться с отцом, который требовал решительного ответа, поеду ли я к Меиру на бар-мицву. К девяти я признал, что домашняя работа по геометрии оказалась сильнее меня, и поплелся через дорогу.

– Ари! – Дверь мне открыл Ноах с бутылкой пива в руке и по-братски приобнял меня (я не возражал). – Где ты был?

– Пытался заниматься. Ничего не получилось.

– Чувак, у нас выходной. Мы празднуем переход наших предков через пустыню! Размахиваем фаллическими символами! Расслабься. Ты слишком много занимаешься.

– Вообще-то я занимаюсь недостаточно.

– Все равно, – сказал он, – отдохнуть тебе не помешает. Родителей нет дома, девчонки у меня.

Ноах провел меня в гостиную, где, задрав ноги на спинку просторного дивана, лежала Ребекка.

– Ари, – улыбнулась она. – Привет.

Я в шутку наклонил голову, чтобы оказаться лицом к лицу с нею.

– Привет, Ребс.

Она дернула ногами, перевернулась головой кверху.

– Ты очень вовремя. Мы как раз думаем, что делать дальше.

– Кто еще с вами? – спросил я, хотя знал ответ.

– Мисс Моцарт в дамской комнате. – Ребекка впилась в меня взглядом, как-то я отреагирую, и, видимо, осталась довольна.

– Дрю, пива хочешь? – крикнул с кухни Ноах. Я слышал, как он роется в шкафчике, который, стоило его открыть, извергал шоколадки, кисленькие конфеты и чипсы с уксусом и халапеньо.

В коридоре раздался нежный голос, у меня чаще забилось сердце.

– Как тебе не надоедает пиво? Может, хоть раз выпьешь нормальный коктейль? А, Гамлет. – В гостиную вошла София, кривя губы в лукавой улыбке. Белый топик заправлен в джинсы, волосы заплетены в косицу. У меня перехватило дыхание. – Реши, что мы будем делать сегодня вечером. Мы умираем от скуки.

Из кухни вернулся Ноах с пакетом маленьких претцелей под мышкой.

– Им у меня скучно.

– Не можем же мы все время лежать у тебя на диване и рассматривать кулинарные книги твоей мамы, – парировала Ребекка. – Хотя, если у вас еще остался тот банановый кекс с йом това, я бы не отказалась. Она, случаем, его не заморозила?

София развалилась рядом со мной на диване, слегка покачивая ногой, так что ее обнаженное правое колено, проглядывавшее сквозь прореху в джинсах, легонько касалось моей левой ноги.

– Значит, вот что с нами будет, когда мы вырастем? Мы будем помирать от скуки? Год за годом слоняться по комнатам, спрашивать, что делать вечером?

– Барух ашем[158], надеюсь, нет, – ответила Ребекка. – И смени этот унылый тон, Соф.

София обернулась ко мне:

– Вот Ари не считает меня унылой, правда?

Я пожал плечами:

– Не больше других.

– К твоему сведению, после школы жизнь не заканчивается. – Ребекка положила голову Ноаха к себе на колени – правда, сперва отряхнула соль и крошки от претцелей. – Она начинается заново, правда, Ноах?

София перестала качать коленом. Я почувствовал, как оно прижалось к моей ноге, хотя взглянуть не отважился.

– Окей, Ари. Спаси нас, пожалуйста.

– Ну, э-э… – Я силился что-нибудь придумать и, к стыду своему, осознал, что совершенно не разбираюсь в развлечениях. – В общем, может, мы…

София сурово улыбнулась:

– Неужели ты даже не способен хоть как-то сформулировать мысль?

Я уставился на стеклянный шкафчик, буквально ломившийся от самых главных баскетбольных наград. Странно, наверное, думал я, сознавать, что ты настолько хорош в чем-то.

– Когда меня так бесцеремонно прерывают – не могу.

– Как насчет Оушен-драйв? – Ноах зевнул.

– Скука, – сказала София.

– Дизайн-дистрикт?

– Нет, – фыркнула Ребекка. – Только не это.

– Ладно, – не сдавался Ноах. – Тогда, может, рискнем и закажем столик в “ЛИВ”? На имя Оливера.

София покачала головой:

– Еще не хватало.

– “Никки-бич”?

Ребекка потянула Ноаха за воротник.

– Ты правда думаешь, что Ари поедет в клуб?

Я покраснел, но ничего не сказал.

– Ладно, – ответил Ноах, – сдаюсь.

– Давайте поужинаем и разойдемся, – предложила Ребекка.

– Только не в той омерзительной бургерной, – предупредила София.

Ребекка нахмурилась:

– Вообще-то мне нравятся их бургеры. Что ты предлагаешь?

– Как называется тот японский ресторанчик? “Шалом, Япония”? “Суши олам ха-ба”? Или как?

– Я за, – сказал Ноах. – У них есть эта фишка “ешь сколько хочешь”.

– Ты правда хочешь отравиться ртутью? – усмехнулась Ребекка. – Еще не хватало.

– Увидишь.

– Я все расскажу Рокки.

– Дрю, выручай, – сказал Ноах. – Выбирай: