заставляет Блума выбирать между ним и интересами академии?

– По-моему, Блум уже выбрал, – заметил Амир.

Ноах поддернул носки.

– В общем, он вытворял эту хрень на крыше у Донни и забросал школу яйцами, чтобы отомстить Блуму. Отравить ему жизнь.

– Он, наверное, и в президенты идет поэтому, – сказал я.

Прозвенел звонок. Мы не двинулись с места.

– Да уж, никто так не треплет нам нервы, как наши родители, – наконец заключил Амир.

* * *

Голосование состоялось перед каникулами в Суккот[152]. Время выдалось суматошное, сперва Рош ха-Шана, потом Йом-Кипур, занятия то и дело прерывались. (“Что ни день, то праздник, разве тут что-то успеешь?” – негодовала доктор Флауэрс, словно мы были виноваты в том, что Господь явил откровения именно в это время.) Избирательная кампания набрала лихорадочный темп. Дэвис выпустил пятистраничный манифест (“Призрак бродит по «Коль Нешаме»… призрак ленивого образования…”), Амир занимался с младшеклассниками в обмен на их голоса. Эван почти ничего не делал, хотя в школе по-прежнему появлялись плакаты “Бунт”, – правда, он отрицал, что это его рук дело. Незадолго до выборов объявился четвертый кандидат – София Винтер.

– София, – окликнул я ее после биологии. – Ходят слухи, ты идешь в президенты.

Она обернулась:

– Почему тебя это так удивляет?

– Нет, что ты, я…

Она оттянула лямки рюкзака.

– Или ты считаешь, что выборы только для парней?

– Вовсе нет…

– Тогда почему спрашиваешь? – Она с вызовом посмотрела на меня.

– Просто так, – смущенно ответил я. – Потому что… не знал, что тебя это интересует. Но я рад за тебя.

– Меня уговорили, – отрезала она и пошла на следующий урок. – Теперь я и сама этого хочу. – Меня царапнула мысль, что, возможно, она идет в президенты, чтобы посоперничать с Эваном. У дверей класса София обернулась: – Гамлет!

– Что?

– Ты голосуешь за меня, – сказала она и скрылась на математике.

* * *

День выборов. До начала голосования каждому кандидату предстояло выступить с короткой речью перед учащимися. Я занял место на заднем ряду актового зала. К моему удивлению, Кайла уселась рядом.

– Ты не против?

– Нет, конечно.

– Прекрасно. А то вдруг ты боишься, что тебя увидят со мною.

– С чего вдруг?

Она пожала плечами:

– Иногда мне кажется, что ты стараешься общаться со мной исключительно с глазу на глаз.

Мне почему-то стало стыдно, что я, возможно, обидел Кайлу.

– Понятия не имею, о чем ты.

В зал стекались младшеклассники. Вошел Оливер, направился к сцене. Заметив, что я сижу рядом с Кайлой, бросил на меня укоризненный взгляд.

– Видишь? Вот так, – сказала Кайла. – Я об этом и говорю.

– Он странный какой-то, – неуверенно произнес я. – Он все время так на меня смотрит.

– Молодец, ничего не скажешь. Настоящий менш.

– Менш не менш, но ничего дурного в виду не имел, – ответил я, больше чтобы убедить самого себя, и поймал себя на том, что точно так же Ноах защищал Эвана. – По крайней мере, я так думаю.

– Знаешь, кто мне нравится? Амир. Единственный из твоей компании, кто меня замечает, пусть даже потому, что интересуется моими отметками. Уже что-то. Пожалуй, проголосую-ка я за него.

– Да, он хороший.

– Мне кажется, я знаю, за кого будешь голосовать ты.

– Этого не знаю даже я…

– Ари, Ари, – она похлопала меня по руке, – ладно тебе. Ты проголосуешь за Софию. В чем, в чем, а в этом можно не сомневаться. Впрочем, неважно. Все равно он выиграет.

– Кто?

– Эван, конечно же.

– Почему ты так думаешь?

Она посмотрела на меня как на идиота:

– А ты не согласен?

– Не знаю.

– Оглянись. Они его обожают, они его боятся, но больше всего они хотели бы стать как он.

Я почувствовал непонятное опустошение. Открыл рот, чтобы возразить ей, но осекся. Она права. Эван талантлив, учеба дается ему легко, удивительно дерзок и, как я осознал в первые недели в Зайон-Хиллсе, неотразимо притягателен: его все обожали, хоть и побаивались. Трудно представить, что он проиграет выборы.

Рабби Блум взошел на сцену, поднял руки, призывая к молчанию.

– Прошу соблюдать тишину, дамы и господа, из уважения к нашим кандидатам. Правила просты. У каждого кандидата есть три минуты, чтобы рассказать о своих взглядах. Речь каждого утверждена администрацией… – он бросил предостерегающий взгляд на сидящего в первом ряду Эвана, – импровизировать нежелательно. Очередность выступлений определил жребий. Итак, без лишних слов я приглашаю на эту сцену мистера Аарона Дэвиса.

Дэвис расплылся в улыбке, вскинул кулак; послышались вялые аплодисменты. На нем был старомодный вельветовый костюм. Дэвис взял микрофон, сделал знак кому-то в глубине зала, и тот включил на айфоне “Боевой гимн Республики”.

– Дамы и господа, как литературный редактор ежегодного альбома выпускников этого достойного учебного заведения я сегодня стою перед вами, как Линкольн в Геттисберге…

– Он всегда был таким? – шепотом спросил я у Кайлы.

– Скажем так, – она приблизила губы к моему уху, – в третьем классе на Пурим он явился на школьный конкурс маскарадных костюмов в образе Генри Клея[153].

– …В качестве школьного президента я буду стремиться к знаниям, которые, как и всякое дело, требуют химии Аристотелевых достоинств и безупречного понимания политической философии, свойственной партии тори. Клянусь сеять добро, а не бездумное веселье, которое обещают мои оппоненты… – Так он и распинался, не смущаясь тем, что в зале смеются все громче, пока рабби Блум, следящий за регламентом, не положил сильную руку ему на спину.

– Спасибо, мистер Дэвис, вы нас… воодушевили. – Рабби Блум знаком велел выключить гимн. – Наш следующий кандидат – мистер Эван Старк. Эван, мы надеемся услышать вашу предварительно согласованную речь.

Эван медленно поднялся на сцену, смерил рабби Блума холодным взглядом, взял микрофон и улыбнулся.

– Приношу рабби Блуму глубочайшие извинения, – он вывернул карманы, – но я где-то посеял речь, придется говорить экспромтом, от души. (В зале раздались смешки. Стоящий у подножия сцены рабби Блум побледнел.) Буду краток, – продолжал Эван, меряя сцену шагами. – Я вообще-то не собирался баллотироваться в президенты. Я довольствовался тем, что наблюдал, как прочие попусту тратят на это время…

– Ad hominem![154] – воскликнул Дэвис, вскочив с места.

– …но потом понял, что тем самым поддерживаю определенный статус-кво. – Он замолчал, поймал взгляд рабби Блума. – А этого я никак не могу допустить. Почему? Потому что наш образ жизни порочен. Мы учимся в школе, которая якобы исповедует духовные ценности. Но что творится за закрытыми дверьми, я вас спрашиваю? Как часто мы наблюдаем, что шулы превращаются в крошечные королевства, где заправляют те, кто алчет власти? Как часто мы видим, что недостойные благодаря материальному благополучию обретают влияние и считаются добродетельными, тогда как праведники страдают, проигрывают и… – Эван надолго замолчал. Сперва