что? Она сегодня совсем без труси...

— Алиска! — Майя запунцовела пуще прежнего, но желание рыдать с нее будто ветром сдуло. Поправив волосы, она снова прижалась ко мне, на этот раз уже не так тесно.

— Ты поговорила с Евсеевой?

— Да. Она сначала не верила, думала, что это розыгрыш. А потом, когда поняла...

— Вы не говорили ей, что это от меня?

Алиска выдохнула и закатила глаза, как будто вопрошая — я что, их за идиоток держу? Майя предпочла промолчать.

— Я все еще не верю, что это не сон, Федя. Что ты правда тут, что я могу коснуться тебя рукой. Знаешь, как долго пыталась отмыть ладони — мне казалось, что сажа с обгоревшей кожи той девчонки въелась и больше никогда не выветрится.

Теперь стала понятна пара бокалов, выпитых перед тем, как идти сюда. Что-то подсказывало, что огненная дочь Тармаевых велела соглядатаям приволочь сюда целую бутылку, а то и две. Одну — если я приду и праздновать. Две — если все окажется ложью, чтобы упиться в горести.

Я чувствовал, что Майя, будучи пьяненькой, готова сейчас на многое, но меньше всего хотелось выслушивать ее причитания. Я вдруг схватил ее за ягодицы, чувственно ущипнул, заставил податься вперед и вскинуть руки так, чтобы она грудью приземлилась в мою ладонь.

— Ты моя девочка, Майя. Хорошая, плохая — не важно. Главное, что моя. Просто знай об этом, и давай больше не будем возвращаться к этому вопросу, хорошо?

Она не сразу, но с пониманием кивнула. Грубость вперемешку с мужским поведением сыграли свою роль.

— Я уже давно не видел свою сестру. Здесь все разодеты так, что никого не узнаешь — я вас-то с трудом...

— Хочешь, чтобы мы отвели ее куда-нибудь к балюстрадам?

Велеска сегодня была сама проницательность. Ее взор был направлен на торчащую плеяду балкончиков — на таких парочки обычно предаются самозабвенной любви. Найти более подходящего места было попросту невозможно.

Я кивнул ей в ответ, сунув руку в карман. И письмо, и кольцо сегодня были со мной.

Глава 16

Какой я ее себе представлял?

Да никакой, не было у меня времени представлять свою сестру.

Евсеева оказалась плотной девчонкой, с лицом так и не выросшего подростка. Красота, я б сказал, на любителя.

Майка с Алиской каким-то чудом затащили ее на балкон, я же тенью следовал за ними.

Мне бы и в самом деле не помешало обратиться в тень — отовсюду норовили выскочить знакомые, знакомые отца, знакомые знакомых. Перед глазами мелькало бесконечное количество рук, кои следовало пожать в ответ, заверить в своей благодарности и прочем.

И больше всего я боялся, что на меня выскочит Дельвиг, и просто так отвязаться от толстяка и не обидеть его у меня выйдет вряд ли.

Я выдохнул, только когда оказался на одном с ними этаже. Первой вынырнула Майка, послушной служанкой за ней последовала рыжая лисица, игриво помахивая пушистым хвостом.

Я ощущал, как внутри пробежала нервная дрожь — сейчас что-то будет.

Знать бы только что...

Трусить времени не было, и я пошел к Евсеевой. Девчонка решила не спешить и поглазеть на пока еще пустое, не заполненное звездами небо.

— Привет. — Голос даже для меня самого прозвучал на удивление хрипло и сухо. Наталья развернулась так, будто вместо приветствия ее огрели кнутом, но, поняв, что это всего лишь я, облегченно выдохнула.

— Федя? Ты тоже тут? Рада тебя видеть. — На шею она мне бросаться не спешила, говорила лишь пустые формальности, но и не чувствовала себя пойманной в ловушку.

Сарказм потешался надо мной, словно спрашивая — а ты чего ждал? Что едва твоя мрачная рожа мелькнет перед ней, как она рухнет на колени, примется заламывать руки, возводить очи горе и умолять о прощении?

Решил не тянуть кота за бантик. Пальцы от нервного напряжения плохо слушались, но я вытащил лист письма, спешно развернул его, сунул ей под нос.

— Узнаешь? Твой почерк.

Она пробежалась глазами по строкам. По ее лицу пробежала тень, сама она побледнела, перевела на меня взгляд.

Знал, что сейчас чувствует девчонка. Мне тоже было не по себе — план-то мой был прост, как три копейки, и останавливался ровным счетом на том моменте, где я предъявляю ей доказательства, а она понимает, что ее схватили с поличным. Сейчас даже я сам спрашивал себя — а дальше-то что? Выудишь из нее признание, накажешь силой, стукнешь головой о каменные перила?

Свидетели нашего разговора были. Словно все дела в мире уже переделаны и ничего в нем интересного не осталось, небольшие компании молодняка оккупировали балкончику снизу, сверху, сбоку... Нет-нет, да и бросали на нас взгляд.

Мне думалось, что сейчас Ната скомкает письмо или разорвет его, клочками швырнет мне в лицо, выдавливая из себя некое подобие ухмылки.

Ничего подобного. Ее как будто покидали силы — последние их остатки она тратила, чтобы удержать письмо.

— Желать убить собственного брата... это как минимум нехорошо, Наташа. — Ее молчание действовало мне на нервы. В таких случаях следовало только давить — и давить до последнего.

— Откуда это у тебя? — Она потрясла листом, позволила себя вопрос. Ночная легкость, присутствие духа испарились из нее, оставив несчастную наедине с холодным, липким страхом.

И со мной.

— От верблюда. — На рифму девчонка напросилась сама. Недолго думая, вытащил и перстень, сунул ей его чуть ли не под нос.

Девчонка разом чуть ли не обратилась в фурию, набросилась на меня.

— Отдай! Отдай сейчас же, Федя! Это что, какая-то еще одна из твоих детских шуточек? Ты же уже вырос из них, а все туда же? Таким не шутят!

Я не позволил ей коснуться украшения, шустро переправил его в другую ладонь, спрятал в карман. Почувствовал, как мне не хватает того же самого магического мешка, что был у Менделеевой. Сунул руку в пустоту — и вот уже никто не доберется...

— Пожар в моем особняке, нападение разудалой банды разбойников, несколько попыток избавиться от меня. У тебя шуточки, как погляжу, на порядок взрослее...

— Это мой почерк, но я никогда не стала бы писать такого письма! Я и не писала...

У меня замерло сердце. Словно открытая книга, бесталанная, не наделенная силами родового дара девчонка не врала.

Сарказм, до того только посмеивавшийся, теперь перешел на новый уровень издевательств. Вап-вап-ва-а-ап — пропел он