лучшие человеческие умы спорят, предполагают, говорят о них: кто с надеждой, кто со страхом, а кто и с иронией.

Не помню, что я там такое мечтал увидеть. Наверное, мои представления были так расплывчаты, что ничего от них не осталось.

Я стоял перед неведомым. Перед тем, о чём всё равно никогда нельзя сказать что-либо определённое. Даже будь я или кто другой на моём месте хоть о семи пядей во лбу.

Будущее!.. Читал Будущий век Беллами. Местами смешно, как он представлял наше время, но местами удивительно — до жути — достоверно.

Возник неожиданный в нашем положении вопрос к Симону, из какого он, собственно, будущего? До сего момента мне как-то на ум не приходило поинтересоваться этим. Сто, двести или того больше лет отделяет его время от нашего?

Не в силах сделать решающий шаг по оси времени вперёд, я стоял, тянул время и задавал вопросы Симону. Он не удивлялся и спокойно отвечал:

— Нам идти не очень далеко. На сто тридцать семь лет… Да, двадцать второй век… Ну почему ты думаешь, что люди очень изменились?.. Да, конечно, они ушли вперёд, но человек-то, Ваня, как биологический вид, меняется медленно… Ты видел аппаратчиков?.. Что?.. У вас в школах об этом говорят?.. Ха-ха! Я, как видишь, чтобы жить, должен, подобно тебе и твоим современникам, есть и пить, спать и умываться… А что еда? Ты думаешь, одно печенье едят?.. Или таблетки глотают?.. И картошку! Что в ней плохого?.. Тут ты прав, но только не суетливее они живут, а, скажем, насыщеннее… Ну почему? Наоборот, интереснее. Правда, жизнь людей внешне отличается от вашей жизни, и на улицах не встретишь толпы праздно шатающегося народа, но это не означает застоя. У людей появились совершенно другие интересы, да и их количество значительно поубавилось… Ну почему обязательно вымерли? Естественный процесс. Об этом у вас уже говорят… Полмиллиарда. Вполне достаточно. Зато качество и жизни, и здоровья стали значительно лучше… Общение — смысл жизни… Я?.. Ты, Ваня, нахал. Я тебе уже объяснял. Мы, ходоки, живём там, где нам нравится. Мне нравится у вас… Видишь ли, не всем живущим в своём веке удаётся справиться с его ритмом и проблемами. Многим прошлое, канувшее в Лету, кажется золотым веком… Вы?.. Какой у вас золотой век, ты сам знаешь… Проблем везде хватает. У вас свои, у нас — свои. Мне проще решать ваши… Мы долго так будем стоять и рассуждать?

В течение всего времени разговора я не упускал из рук расщелину в стене будущего. В неё-то я и протиснулся, подстегнутый словами Симона.

— Правильно идём? — спросил я его через несколько шагов.

— Всё в порядке, — подбодрил он меня. — Чуть позже повеселевшим голосом добавил: — Мне даже не верится, что ты попал как раз туда, куда нам надо.

— То есть? Что означает, куда надо?

— То и означает. Идём, Ваня, идём!

Там, где я задевал плечами края расщелины, мой спутник проходил свободно. Мне приходилось идти в гору, ощущать ускользающую из-под ног почву, и всё это в сплошном тумане. По моим расчётам, нам пора бы достичь названного Симоном времени, но он, не выпуская моей руки из своей, уводил меня всё дальше в будущее. Никогда ещё дорога времени не утомляла меня так.

— Пришли, Ваня.

Проявились мы внутри здания, в широком коридоре, концы которого терялись вдали, в светлом мареве.

Под ногами текла… Нет не речка.

— Это эскалатор. Нам надо стать на него.

Нас несла самодвижущаяся дорожка. Скорость передвижения на ней регулировалась: в центре — быстрее, к краям — медленнее. Ничего удивительного в этом для меня пока что не было. В учреждении, занимающем большую территорию, где, должно быть, работает много сотрудников, проблема транспорта могла решаться именно так.

Рядом, на расстоянии вытянутой руки, бежала дорожка в противоположном направлении. Навстречу попадались люди, по-видимому, полностью замкнутые в своих заботах. Впрочем, я не был уверен полностью, что все они были людьми. В будущем могли быть и человекообразные роботы. А почему им не быть?

Мы не привлекали их внимания. И понятно. Нас никто не знал, у них свои дела, и мы ничем от них не отличались. Я имею в виду одежду, поскольку здесь так одевались все, то есть, по моему мнению, как бог на душу положит. И на нас с Симоном ничего лишнего. Кроме, конечно, громадного рюкзака за моей спиной.

— Теперь сюда!

Симон свёл меня с дорожки и открыл ближайшую к ней серую дверь в стене, ничем не примечательную по сравнению с другими такими же дверями. Вошли. Я ожидал увидеть нечто грандиозное. Что ни говори, а ведь я был в будущем!

Однако — цветы в простеньких кашпо вдоль стен небольшой комнаты, яркий свет от потолка и обычная — до боли знакомая по присутственным местам — ковровая дорожка, слегка вытертая посередине. Она вела к другой двери — видом побогаче и нарядней входной. Её покрывал причудливый орнамент, блестела, будто только что начищенная, тяжёлая на вид вертикальная ручка из металла жёлтого цвета. Так иногда говорят о золоте — металл жёлтого цвета… А за ней, за её порогом…

Да-а! За порогом, под небольшой площадкой перед дверью, — провал громадного помещения.

Задохнувшись от панорамы огромного, с первого взгляда почти пустого зала, я остановился.

— Вот здесь это всё и происходит. Имитационная, — обвёл Симон рукой открывшееся пространство и, не дав хорошенько рассмотреть, что же передо мной находится, потянул за руку к лифту.

Внизу сновали люди. Такие же озабоченные, как и те, на дорожке, в окружении необыкновенных по виду механизмов — они что-то передвигали или перевозили громоздкое.

Я жадно выхватывал фрагменты из многокрасочной мозаики необычных для меня действий и явлений, замедлял шаг и вытягивал шею.

Вот скользит за человеком небольшая платформа, на ней массивная пирамида с округлой вершиной. Платформа не касается пола. Тут же, опережая их, легко переставляя три опоры, пробежало нечто невразумительное. А слева… А слева обычный тельфер и рядом с ним человек с пультом в руках, от которого тянется тонкая нитка кабеля. Ничего себе — будущее! Я такое сооружение как-то видел лишь в одной строительной организации, как технический реликт. Здесь он, конечно, был изготовлен со всем возможным в этом веке дизайном, однако тельфер, он и есть тельфер…

Симон же скользил по всему равнодушным взглядом и подталкивал меня вперёд.

Надо сказать, что равнодушие Симона и моя некоторая неудовлетворённость от увиденного — уж и не знаю, что мне не понравилось, не вид же техники