Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом ни одной машины, ближайшая в километре, может и дальше. Ноги уже не реагируют даже на сильные щипки. И главное, навалилась апатия. От того, что он передохнет пару минут, ничего не случится. Голос разума твердил: «Не садись. Ты не сможешь подняться. Ты слабеешь не от усталости, это заканчивается действие укола. Используй время, которое у тебя есть, с пользой». Но другой, более властный, голос произнес: «Отдохни, или вообще не сможешь ходить», – и Егор сел на скамейку остановки под желтым расписанием автобусов. Сорока перелетала ближе и с тревогой стала убеждала его встать, но потом отступилась.
Он проспал, наверное, всего несколько минут. Тени не стали длиннее, а солнце ярче. Сон не принес отдохновения. Глаза резало, озноб проник внутрь костей и распирал их изнутри. Но тело по-прежнему могло двигаться. Пока еще он в состоянии дойти до автомобиля, открыть его, завести, и даже давить на газ. Он доберется и до квартиры, и вообще, его рано списывать со счетов.
Однако кое-что все-таки изменилось. Егор поморгал, уверенный, что темные пятна, стоявшие перед глазами, рассеются, но они не исчезли. Пятна были следами. Егор вскочил и огляделся, но, если не считать птиц, кругом было тихо. Две цепочки следов тянулись, то сплетаясь, то расходясь, прямо перед ним. Егор задумался, мог ли он, придя сюда, попросту их не заметить, и ответил уверенно: нет, не мог. Когда он заснул, асфальт перед ним был чист. Кто-то, прошлепав прямо через лужу, пришел на остановку и испачкал ее. Посетителей было двое, и размер их обуви кардинально различался. Неизвестные прошли совсем рядом. Еще немного, и они наступили бы ему на ноги. Отпечатки медленно таяли на солнце.
Егор осмотрелся, приставив ладонь ко лбу, – никого. Визитеры уже далеко. Никогда еще он не чувствовал себя таким беззащитным. Птичий гомон стал невыносим. Самое неприятное в состоянии, которое наступает через положенное после укола время, – тревога. Лучше бы он проснулся на пару минут позже. Следы бы растаяли окончательно, и он о них не узнал.
Впереди на шоссе – красная легковушка. Ничего не соображая от страха, он пошел по дороге. Он – механизм, цель которого – добраться до ближайшего автомобиля. Робот, запрограммированный на выполнение одной-единственной функции. Гигантский циркуль, меряющий асфальт. Его красный приз, как выяснилось вблизи, – «Лада». «Скорей, скорей», – подбадривали птицы, и кроссовки впечатывались в асфальт с приятным звуком. Но приз тоже обернулся разочарованием. Аккумулятор «Лады» разрядился совершенно, осталось только пойти дальше.
В следующей, черной «Волге» с шашечками, оказались заблокированными все двери. Это ничего. Чем ближе к городу, тем больше будет машин. Правда, и количество этих будет увеличиваться прямо пропорционально. Вот тебе, Егор, и простое линейное уравнение, решишь правильно – останешься в живых. Потом он миновал сразу две аварии, участники которых – респектабельные машины – были теперь непригодны для езды. Почти во всех обнаружились трупы. Хорошие были машины. Место аварии пришлось обходить по обочине, намочив при этом ноги. Плевать, все равно они ничего не чувствуют. Столько машин кругом, а поехать не на чем.
Потом с ногами стало твориться что-то и вовсе странное. Неожиданно они принялись выделывать при ходьбе коленца, будто готовы были сплясать. То подворачивалась ступня, то сводило судорогой колено, от чего оно не могло согнуться. Остановившись, Егор стал потирать ноги, заклиная, чтобы они не подвели.
* * *
– Парень, ты вообще понимаешь, что было бы, если бы я проехал здесь чуть позже или чуть раньше? Если бы ты не встретил меня?
Сева выглядел таким довольным, что хотелось дать ему в лоб. Встреча не слишком потрясла пацана, разве что обрадовала. Дети искренне верят в чудеса. Севу вот не удивило, что, выскочив на улицу, он встретил живого человека, и притом знакомого. Такие совпадения не кажутся детям чем-то особенным. В фильмах и мультиках такое случается на каждом шагу.
– Тогда я поехал бы за подмогой на дачу, я умею водить машину.
– Да ты, смотрю, все продумал!
– Я хочу спасти папу и маму, – объяснил свое поведение ребенок и спросил так, будто речь шла о небольшом одолжении: – Поможешь мне?
– Мне бы кто помог.
– Ого, – сказал Сева, когда увидел, во что превратилась нога Стаса. И побледнел так, что на носу проступили прежде незаметные веснушки.
– Все не так страшно, как кажется.
Стас сказал это, чтобы успокоить мальчишку. Рана раскрылась тошнотворным цветком, кровотечение не останавливалось, джинсы намертво присохли к ноге. К тому же глубоко в мышце остался осколок.
– Ты ведь не умрешь? Я так испугался, когда ты отключился, думал, ты того… – Сева шмыгнул носом: – Поехали спасать папу и маму?
– Я, конечно, все понимаю, но сначала – нога.
– Забинтуем и поедем.
– Как у тебя все просто! Тут бинтом не вылечишься. Нужен антибиотик. Дезинфекция. И самое главное, чтобы оторвать джинсы от ноги, их нужно сначала размочить. Нужна вода. Чистая вода. Вот сколько всего нам нужно.
Сева подумал и предложил:
– Зайдем в больницу?
– Представляешь, сколько там народу? Проще зайти в аптеку.
– Нет! – Сева вцепился в его рукав. – Не надо никуда ехать. Ты опять упадешь в обморок и мы разобьемся. Пошли в больницу! Это же больница для детей. С детьми-то мы справимся.
– Ну ты насмешил. А врачи? Медсестры? Охранники? С ними что будем делать?
– Я лежал в этой больнице. Знаю, что нужно делать.
Поняв, что заинтересовал взрослого, Сева напустил на себя важный вид.
– Говори уже.
– Надо идти в отделение инфекционной ревматологии. Я там лежал. Там все помещения закрываются, есть где спрятаться. Мы закроемся в палате и перебинтуем тебя.
Да, Сева многого не учел, но были в его плане и явные преимущества. Слово «палата» вызвало у Стаса неожиданную бурю эмоций. Неужели уже скоро он сможет растянуться на нормальной кровати? Положить раненую ногу так, чтобы она меньше ныла? Закрыть дверь на замок и поспать. У Игната он спал на скамье, и сном это можно было назвать только с натяжкой. До сих пор бока помнят это ложе.
– Вроде пусто, – констатировал он через некоторое время. – Ну почти пусто.
Действительно, в скверике вдоль кустов сирени двигались лишь три фигурки, одетые в одинаковые пижамы.
– Двое на костылях, они нас не догонят. А третий вообще задохлик, – шепнул Сева. – Что ты встал? Пойдем.
Стас смотрел на печальных малышей, трудолюбиво переставлявших тонкие ноги в полосатых штанах. Лица, покрытые красными пятнами, и после смерти сохраняли выражение покорности, присущее калекам.
– О, господи, – выдохнул он и схватился за ветку, так закружилась голова. – Бедные дети.
Самый маленький мальчик, остриженный под ноль, дошел до ограды, постоял, свесив голову, и повернул обратно. Медленно, осторожно, как опасливая зверушка, он ковылял теперь к дубу. Упершись в его толстый ствол, калека дал себе минутный отдых и, развернувшись, снова направился к ограде. Два его товарища передвигались так же медленно и неуверенно. У одного ноги были закручены винтом. Какая-то болезнь костей, понял Стас.