И вот что мы с Дэйвом придумали: сложили все палатки, еду и другие походные принадлежности в круг на голой земле, который служил нам кухней и столовой. Там было достаточно пустого пространства, поэтому мы решили, что наши вещи (скорее всего) не загорятся. Затем взяли все ценное, незаменимое научное оборудование, включая бак с жидким азотом и образцы мочи, и поспешно погрузили его в два Land Cruiser. Мы завели машины и направились к единственному месту, которое, как полагали, будет безопасным — по другую сторону пожара, где все уже выгорело. Все, что нам нужно было сделать, — это проехать через огонь на другую сторону, и мы были бы в безопасности. Я упоминал, что задняя часть одного из автомобилей была пропитана дизельным топливом из протекающего запасного бака?

Мы приблизились к пожару, выбрали брешь в линии огня и проехали через этот забор. Успех: никто не погиб. Мы с Дейвом вышли из машин на почерневший лунный пейзаж, где только что прошел пожар, и обменялись неловкими улыбками выживших после авиакатастрофы людей. План сработал отлично. Хамна шида.

А как насчет лагеря хадза? Они не могли просто взять и убрать свои травяные домики с пути. Поблизости не было пожарной команды, которую можно позвать на помощь. Вместо этого женщины и дети устроили танцевальную вечеринку. Они срезали ветки с кустов вокруг лагеря и использовали их, чтобы направлять огонь. Когда ветер подгонял его, хадза все время пели, улыбались и смеялись. Мы с Дэйвом помогали и подпевали, учась смотреть на такие разрушительные неприятности, как члены племени, — с песней на устах продолжать работу.

Огонь наконец отступил от лагеря. Мы с Дейвом немного передохнули и вернулись к работе на дорожке. Женщины и дети погрузились в свои обычные дела. Но через пару часов, когда никто уже не обращал особого внимания на пламя, разразилась новая трагедия. Ветер переменился, и огонь вернулся. Теперь он надвигался на деревню с другой стороны — и в этот раз пожар был слишком сильным и быстрым, чтобы его можно было остановить. Мы с Дэйвом стояли там, чувствуя тошноту, пока дома хадза горели, словно костры из сухой трав. Мы все беспомощно наблюдали за происходящим. Ничего не оставалось, кроме как дать им сгореть.

Когда огонь погас, мы с Дейвом подошли к женщинам, чтобы предложить помощь и выразить соболезнования. Трое из них потеряли дома. Удивительно, но они уже вернулись к обычной жизни: болтали и шутили, занимаясь привычными домашними делами.

— Мне так жаль, что ты потеряла свой дом, — обратился я к Халиме, жилище которой тоже сгорело.

Она смущенно посмотрела на меня. — О чем ты сожалеешь?

— О твоем доме. Я сожалею о пожаре, — ответил я.

— А, ты об этом, — сказала она, после чего пожала плечами и вернулась к разговору с подругой.

Самое важное — одежду, немногочисленные семейные пожитки — она вынесла из дома задолго до пожара. Конечно, было неприятно потерять жилище в огне, но нет причин расстраиваться. В природе еще достаточно травы, чтобы построить новый дом. Хамна шида.

Я отошел в сторону, ошеломленный тем, как легко они приспосабливаются и противостоят неприятностям — насколько они соответствуют принципу хамна шида. После нескольких недель в лагере я все еще не мог полностью понять этого. Чего я никогда не мог предположить — чего в тот момент не понимал ни один ученый, что звучало не просто невероятно, а казалось и вовсе невозможным, — так это то, что их физиология была столь же адаптивна. И дело было не только в них. У племени хадза было нечто более фундаментальное — что-то, что могло научить нас тому, как человеческое тело расходует энергию.

Единственное, что мы знали наверняка во время нашего эксперимента: жизнь охотника и собирателя очень тяжела. Как у других представителей таких сообществ, да и вообще у всех людей, которые жили двенадцать тысяч лет назад, у хадза нет ни урожая[43], ни одомашненных животных или окультуренных растений, ни техники, ни машин, ни ружей, ни современных удобств, которые помогли бы им выжить. Каждое утро они встают вместе с солнцем и отправляются на поиске пищи в дикую саванну. Женщины обычно ходят группами, полагаясь на свои знания о растениях и последнюю информацию о том, что в конкретный сезон можно найти конкретные ягоды или клубни. Несколько видов диких клубней составляют основу рациона хадза, и женщина может тратить от двух до трех часов каждый день на то, чтобы выкопать их из твердой почвы заостренной деревянной палкой. Они могут легко преодолеть 8 км или даже больше, часто с ребенком в перевязи на спине, нагрузившись десятью килограммами с трудом добытых клубней. Вернувшись обратно в лагерь, они снова начинают заниматься детьми и другими обязанностями.

Мужчины обычно уходят из лагеря поодиночке, предпочитая охотиться самостоятельно: это позволяет им увеличивать шансы на успех при охоте на зебр, бабуинов, антилоп или еще каких-нибудь животных, которым не повезло попасться им на пути. Хадза не привередливы; почти все, кроме змей и других рептилий, можно обнаружить в их меню. Они делают мощные луки с тетивами из жирафьих сухожилий и окропляют стрелы ядом, чтобы убить добычу одним выстрелом. Мужчины также регулярно прерывают охоту, чтобы собрать дикий мед, забираются на 10 метров под крону массивных древних баобабов и рубят гигантские полые ветви, чтобы разграбить разъяренный улей (Глава 6). Они приносят дичь или мед обратно в лагерь — проходя при этом 15–25 км — чтобы поделиться добычей с общиной.

Это очень утомительно. Мужчины иногда проводят день в лагере, чтобы сделать стрелы и отдохнуть, но не проходит ни дня, чтобы женщины не отправились на поиски еды. Мы оценили уровень физической активности, и результаты были ошеломительным: и мужчины, и женщины в среднем выполняют очень тяжелую работы не меньше двух часов в день, что примерно в десять раз больше, чем средний показатель для типичного американца. И это не учитывая энергозатраты на ходьбу пешком. За один день они получают столько физической нагрузки, сколько западный человек за неделю. Дети и старики тоже не отстают. Детям часто поручают носить воду, а источник может быть в километре от лагеря. И мужчины, и женщины в возрасте шестидесяти, семидесяти и даже восьмидесяти лет почти каждый день выходят на поиски пищи.

Этот впечатляющий уровень физической активности не является уникальным для хадза. Все охотники и собиратели ведут такой образ жизни, который заставил бы представителя современной западной цивилизации ужаснуться. И хотя сейчас тем, кто живет в урбанизированном и комфортном мире, трудно это представить, однако такой экстремальный уровень физической активности был нормой для всех людей всего несколько тысяч лет назад. Наши предки — все предки — охотились и занимались собирательством всего несколько сотен поколений назад, это просто мгновение в масштабах эволюции. Мы являемся видом охотников и собирателей, произошедшим от одного из древних племен (Глава 4).

В индустриальных человеческих «зоопарках», которые люди построили для себя в Соединенных Штатах, Европе и других развитых странах, мы стали гораздо более оседлыми. Модернизация принесла с собой целый ряд важных инноваций, которые улучшают и продлевают жизнь: от сантехники до вакцин и антибиотиков. Но некоторые показатели нашего здоровья также ухудшились. Ожирение, диабет второго типа, сердечно-сосудистые заболевания и другие «убийцы» развитого мира — об этих болезнях охотники и собиратели и земледельцы прошлого никогда даже не слышали. Многие специалисты в области общественного здравоохранения считают, что эти «болезни цивилизации» частично объясняются сокращением ежедневных энергетических затрат из-за сидячего образа жизни. Ленивая жизнь уменьшает количество калорий, которые мы сжигаем каждый день, и они накапливаются в виде жира, что приводит к ожирению и кардиометаболическим заболеваниям, к которым относятся диабет, сердечно-сосудистые патологии и многие другие распространенные заболевания современной жизни.