Ну, и что, что Вадик говорил, что он не бабник?! Много тот Вадик знает! Прям ходит следом и свечки свои суёт: «Над Вами подержать?»…

— Снежинка, девочка, я вернулся! Ты скучала?

Рванула к нему. СТОЯТЬ!!! Ну, ты, Снежанна, и дура! Куда помчалась?! Чинно и степенно вышла в прихожую:

— Да, как-то не до того было. Столько дел, столько дел! Уже вернулся? Мог бы там и заночевать. Я б и не заметила…

— Да я вижу. Ни одного звонка. Хотя бы для приличия набрала спросить, живой ли. Просто так. Вы, девочки, обычно все телефоны обрываете, когда ждёте. А ты даже не пыталась. Что, совсем тебе всё безразлично? — со смешком так всё проговорил, а глаза внимательные. Как будто, вправду ждёт ответа. И это для него важно.

Я смутилась. Прям как-то застеснялась. Поспешила разговор перевести:

— Ты голоден? А то я тут себе гуляш приготовила. С ньокками по спец- рецепту. Меня одна итальянка научила, когда я там отдыхала. Много осталось. Ты такое любишь?

— Я всё люблю, моя маленькая. А что такое «ньокки»?

— Это типа наших клёцок. Но у меня — плюс, ещё в тесто — картофельное пюре… Это, правда, вкусно! Иди мой руки, я накрою… Я как раз недавно разогревала. Случайно…

… В пятый раз…

— С ума сойти! И вправду, вкусно! А гуля-а-аш… м-м-м! С «оттенками Прованса», — рассмеялся.

— Ну да. Я чуть-чуть вина плеснула. У тебя много всяких бутылок. Что, нельзя было брать, да?

— Девочка, ты здесь — хозяйка, и всё это — твоё.

…Да, я помню. Всё это моё на полторы недели…

— Всё, наелся. Накормила прям от пуза. Всё время бы всё ел, и ел! Теперь хочу десерт, — потянул меня к себе и усадил на колени.

— Спасибо, Снежинка… я ТАК скучал… — прижал, нежно-нежно провёл губами по губам…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ У меня внутри прям сразу что-то затрепетало. И разлилось по телу. Пожаром. Обняла за шею, закопалась пальцами в тёмные шелковистые волосы.

Поцелуй сразу изменился. Усилился. Стало жарко… Боже мой, Снежка, Боже мой… Ты ж так сгоришь!.. И пусть… Не жалко…

— Ну, что, моя горячая Снежинка, я на работу? Около трёх привезут те штучки, что ты в своём списке указала. Только забыл сказать: я тебе список велел написать, имея в виду ПОЛНОСТЬЮ обстановку твоего кабинета, а не пару штативов и экран.

И взгляд такой, что как будто бы ждёт, что я сейчас взбрыкну, наору, или, как минимум, на смех подниму.

— … чтоб ты набросала, чем хочешь обставить, а мы бы потом вместе поискали. Чтоб не штамповка, а «индпошив»… А эти «штативы», как я понял, всё равно, в твою студию «уйдут». Пожалуйста, милая, пофантазируй, в каком кабинете ты бы хотела сидеть, когда работаешь дома. Или мечтаешь… или ещё что-нибудь. Это — твой личный уголок в квартире… Если не справишься, после праздников приведу дизайнера. Будешь сидеть в комнате, оборудованной кем-то чужим и на свой вкус.

— А квартиру обставлять — это ты тоже дизайнера приглашал? Теперь, вон, живёшь в чужом «представлении».

— Квартиру — сам и только сам. Даже… в общем, никто не вмешивался. Сам и под себя. Разве, не заметно?

— Почему же? Очень заметно — такой в спальне сексодром на ножках установил. Хоть вдоль ложись, хоть поперёк. Или ты на группу лиц рассчитывал? — спросила, якобы игриво, а сама дыхание затаила — что скажет…

— Я, миленькая, человек уже немолодой. Можно сказать, пожил. Поэтому всех этих ваших новомодных «свободных» веяний не разделяю. Не фантазируй!

— И сколько тебе, «немолодой»?

— Да уж лет на двадцать старше тебя, девочка. Что, испугалась? Совсем старый дед, да?

— Не совсем. Погоди… если мне двадцать три… Хм… Я бы тебе и сорок не дала. Думала, ты чуть старше Вадьки…

— Ты всех теперь с «Вадькой» сравнивать будешь, да? Не знаю, конечно, но, что-то мне не показалось, что между вами прям Любовь была…

— Интересно, когда б тебе присматриваться было, если мы раз пять встречались… и то, я в вашем тесном мужском кружке каждый раз для мебели сидела. Мух отгонять да меню просматривать. Когда мы впервые встретились?

— Три месяца без двух дней назад… хм… в смысле, кажется, около того. В Пушкине, помнишь?

— Я-то как раз помню. Я тогда в Пушкине свой первый Настоящий Заказ получила и мы решили в рестике отметить, а там ты как раз обедал. А вот ты с чего вдруг так запомнил?

— А у меня, может, тоже памятный обед был… это… я в лотерею тогда как раз выиграл. Имею в виду, в билетик заглянул, и сразу понял, что МОЁ… в смысле, огромный выигрыш… в общем, Снежинка, пошёл я… к чёрту, а ты свою головку глупостями не забивай. О кабинете думай!

И снова — легко мазнул губами щёку, повернулся и просто ушёл. Нет у меня для тебя, Снежинка, других прощальных поцелуев. Бери, что дают, и радуйся.

* * *

Вот мне, кстати, интересно: схрена ли тебе, Валера, так на моём личном кабинете настаивать? За полторы недели ты ж его даже оборудовать не сможешь… Ну, хорошо, неделю-полторы — это я сама себе наметила. Чтоб в тонусе себя держать и в лишний раз не таять, и не растекаться… и, не дай, Боже, не мечтать.

А ты? Сколько же ты для нас наметил? Не, мне просто интересно… Месяц? Два? Полгода? Какой тебе резон дважды в год одну из комнат до основанья портить? Судя по обстановке, ни одна из «кабинетов в перспективе» из контекста гармонии всей квартиры не выбивается. Это, что же… я здесь — первая? Со своим дизайном… НЕ МЕЧТАТЬ, Снежанна! Не мечтать!!!

* * *

— Малюсенький, ты меня, пожалуйста, извини! Я перед тобою виноват. По-хорошему, мне надо бы всё бросить, и заняться вплотную ухаживанием. Как ты привыкла. А у меня — работа, да работа… Последняя неделя года… Вадим, я помню, упоминал, что ты любишь в клубах… и чтобы весело… и что бы до утра…

— Вадим — придурок. Так и запиши себе где-нибудь в подкорке. Какой он меня себе воображал, такой я для него и была. Всё ждала, что устанет да успокоиться. У меня работа, пусть и не ежедневная, но я там до печёнки вся выкладываюсь. Потом до кровати бы доползти и отрубиться. А он вечно со своими, если не вечеринками, то с нытьём: «извини, сегодня ну, вот, просто никак»… Не могла же я ему прямо сказать, мол, задрал ты уже со своим Праздником Жизни. Он же, типа, всё для меня… а я неблагодарная.