– Богатый человек может изменить в себе многое, кроме одного: манеры общения с теми, кто на него работает. К вам, Гордей Богданович, вчера забежал водитель, принес что-то… Вяленую рыбу?

Чухрай не ответил. Он внимательно смотрел на Макара.

Кирилл кивнул, вспомнив этот эпизод.

– И вы с ним поговорили… – вслух подумал он.

– Наш уважаемый хозяин с ним вовсе не разговаривал, – поправил сыщик. – Он ему приказал. Отдал распоряжение.

– Может, мы в плохих отношениях, – подал голос лодочник.

– Он перед вами заискивал.

– Может, он хочет на моей дочери жениться, а я не даю.

– Когда меня осенило, что вы общаетесь как подчиненный и начальник, вся механика управления вашим «Озерным хутором» стала ясна. Я задавался вопросом, как три человека держат на плаву отель, но решил, что это не так сложно, как кажется, благодаря малочисленности клиентов. Однако формальный управляющий все равно должен быть, а ваш милейший Тимур, при всей симпатии к нему, не годился на эту роль. Но стоило допустить, что управляющий здесь постоянно, просто он не виден, сливается с пейзажем, – и все стало на свои места. Вы запретили своим наемным работникам разглашать, кто вы такой. Они хорошо исполняют свои роли. Однако достаточно оказалось вам один раз плохо исполнить свою, чтобы возникли вопросы.

Повисло молчание. Сыщик сорвал еще одну травинку. Его приятель прихлопнул на коленке комара и что-то проворчал про репелленты.

Кирилл обернулся к Чухраю.

Тот беззлобно засмеялся, покачал головой.

– Первый раз такое. Прокололся, да…

– Вы реально владелец Озерного? – недоверчиво спросил Кирилл.

– Есть такой грех.

– А почему… – Он не договорил.

– Природа местная мне нравится, – прочувствованно сказал Гордей Богданович. – Красиво! Еще бы не москиты…

– Нет, серьезно! – Кирилл решил, что образ простоватого, но обаятельного технаря позволяет ему проявить бестактность без опасения, что его погонят обратно в лагерь.

– А ты у нашего сыщика спроси, – вполне серьезно посоветовал Чухрай. – Он, видишь, умный какой!

– А и спрошу. Макар, можешь объяснить?

– Я полагаю, Гордей Богданович сказал вам чистую правду. – Несмотря на то, что накануне договорились общаться на «ты», сыщик по-прежнему всем выкал, кроме своего молчаливого друга. – Ему действительно нравится природа и тот образ жизни, который он ведет. И еще может быть, что репутация человека со странностями дает некоторые… эм-м-м… привилегии внутри семьи. Взрослые дети?

Чухрай удовлетворенно кивнул:

– Почти. Бывшие жены. Уверены, что я свихнулся на старости лет, а с сумасшедшего какой спрос. Вы только уж особо не распространяйтесь, сделайте одолжение.

– Без проблем, – поднял руки Кирилл.

– Разумеется, – сказал Илюшин.

Сергей только пожал плечами и посмотрел на лодочника с выражением, которое яснее ясного говорило, что предупреждение было излишним.

Они шли мимо цветущего шиповника, и воздух звенел от его медовой сладости. Карабкались по каменистым склонам среди низкорослых бледных берез, переходили ручей, старясь не сминать густо растущую вокруг желто-зеленую калужницу. В одной из очередных болотистых низин, где во мху надолго оставались их следы, Чухрай принюхался и внезапно свернул, заставив путешественников сделать изрядный крюк.

– Что не так? – спросил Кирилл. Как ни крутил он носом, все перебивал приятный терпкий запах.

– Багульник, – коротко пояснил Чухрай.

– Ну и что?

– Надышишься – и придется тебя на себе тащить. А нам еще топать километров пять, я на такое не подписывался.

– Да вы шутите! – Кирилл обогнал проводника и пошел рядом, заглядывая ему в лицо и пытаясь поймать тень улыбки. Он не собирался играть роль туповатого туриста, которому можно скормить дешевую байку.

– Не шутит, – подал голос Макар, шедший сзади. – Эфирные масла багульника довольно-таки ядовиты. Его, собственно, часто ошибочно называют из-за этого болиголовом. Если вы решите в безветренный день поспать под цветущим багульником, почти наверняка вернетесь с больной головой и тошнотой.

– А вроде такой симпатичный, беленький, – пробормотал Кирилл, вернувшись на свое место.

«У меня вон впереди тоже топает один симпатичный, беленький, – мысленно сказал Бабкин, взглянув на макушку бодро вышагивавшего Илюшина. – Тот еще ядовитый поганец. Мог бы и предупредить насчет хозяина! Чтобы я не чувствовал себя китайским болванчиком, который только и может что качать головой. Надо его спросить, правда ли он догадался насчет лодочника или по каким-нибудь своим каналам разузнал заранее. С него станется пустить пыль в глаза!»

Но он был уверен, что Илюшин не солгал.

Чухрай и думать забыл о Сергее Бабкине. Их воображаемое состязание поблекло перед быстрым и жестким разоблачением. Сначала Чухрай опешил, затем развеселился: за четыре года, что существовал «Озерный хутор», ему впервые попался человек, с лету понявший, кто он такой.

Он умел признавать поражение и никогда, даже в детстве, не злился на победившего соперника.

Зато теперь известно, где у него брешь в обороне. Манера общения, ишь ты!

«А сам виноват, – добродушно говорил себе Гордей Богданович. – Полез задирать пацана, вот и огреб. Вот тебе и частные сыщики. Вот тебе и бездельники». Он уже прикидывал, куда бы приспособить таких ценных ребят. Дельными людьми не разбрасываются…

Только пацан вон что-то спотыкается через каждые десять шагов. И взгляд отрешенный. Уж не заболел ли?

Кирилл пребывал в каком-то новом, небывалом пространстве, где стволы медные пролегли под его ногами, и он скользил по ним, собранный, стремительный и четкий, точно лыжник на трамплине, мимо облачных сугробов, в полярное сияние, в ледяное бесстрашие небес. Голубой, зеленый, фиолетовый. Каждый охотник желает знать!

Вспыхивала смола – вспышка справа, вспышка слева. Осиные жала сосновых игл торчали из земли, покусанная земля стонала.

Птичьи крылья травы, обнявшие склон. Камни в седом огне.

Он и сам пылал. До него доносился сладкий запах обугливающейся мошкары, подлетавшей слишком близко.

Эйфорию такой силы он переживал лишь однажды, с Крысенышем. Но в этот раз у нее был другой цвет, и сам он был другим.

Кирилл не сводил взгляда с затылка Илюшина. Впереди шел Чухрай, замыкал цепочку Бабкин, но они были статисты, вспомогательные фигуры; сосредоточием всех его мыслей стал худощавый сероглазый парень, с мальчишеским удовольствием перепрыгивающий через камни.

Никого похожего он прежде не встречал. В этом Кирилл убедился после удивительного разговора на привале. Легкость, с которой сыщик вывел хозяина на чистую воду, показалась ему вначале чем-то сродни фокусу; затем он успокоил себя мыслью, что тот уже знал о прошлом Чухрая. Невозможно было допустить, что парень, участвуя в том же разговоре, которому Кирилл был свидетелем, видя то же, что и Кирилл, оказался способен на такие выводы!