заметила в углу низко опущенный гамак, а в нем небольшого мужчину. Он лежал изогнувшись, и его нога касалась земли, раскачивая гамак взад и вперед. Он не казался особенно молодым, но не был и старым. Ему, пожалуй, было лет тридцать, однако, его впалые щеки и костлявое тело делали его похожим на ребенка-дистрофика. А какие у него были глаза! Голубые, на смуглом лице, они сияли с ослепительной силой.

Я неловко топталась посреди комнаты. Было что-то жуткое в неясном свете свечей, игравших нашими тенями на стенах, увешанных паутиной. Спартанская обстановка — стол, три стула, два табурета, раскладушка — создавала в комнате нежилую атмосферу.

— Ты здесь живешь? — спросила я Августина.

- О, нет, — сказал он, приближаясь ко мне. — Это мой летний дворец. — Довольный своей остротой, он откинул голову назад и захохотал.

Смущенная, я двинулась к ближайшему табурету и вскрикнула, когда что-то больно оцарапало мою лодыжку. Гнусный, грязный кот глазел на меня.

- Нет нужды кричать, садясь на стул, — сказал Августин и взял на руки костлявое животное. Стоило хозяину погладить его по голове, как он начал урчать. — Он нравится тебе? Ты не хочешь его погладить?

Я категорически замотала головой. Меня страшили не столько блохи и чесоточные голые пятна, рассыпанные по его желтоватой шкуре, как эти пронзительные желто-зеленые щелочки глаз, ни на миг не спускавшие взора с моего лица.

- Если мы хотим отыскать растения, нам лучше выходить, — сказал Леон Чирино, помогая донье Мерседес подняться. Он отцепил старую лампу, висевшую на гвозде за дверью, зажег ее и дал нам сигнал следовать за ним.

Низкая дверь, закрытая занавесом, вела в заднюю часть дома, служившую и кухней, и кладовой. Одной стороной комната выходила на большой участок земли, усаженный толстыми саженцами деревьев и высоким кустарником. В слабом свете лампы он выглядел как фруктовый сад без фруктов.

Мы протиснулись сквозь брешь в непроходимой стене кустарника и оказались в пустынной унылой местности. Склон холма, покрытый недавно сожженной травой и обуглившимися пеньками, выглядел в лунном свете уродливо и страшно.

Не сказав ни слова, Леон Чирино и Августин исчезли.

- Куда они пошли? — шепнула я донье Мерседес.

- Они впереди нас, — сказала она, неопределенно указывая в темноту.

Тени, оживленные керосиновой лампой в руках доньи Мерседес, зигзагами проносились рядом с нами и впереди нас по тропе, ведущей в чащу. Я заметила вдали свет, он слабо мерцал сквозь кусты. Словно светлячок, он то появлялся, то исчезал. Подойдя к нему поближе, я услышала монотонное пение, смешанное с резкими звуками жужжавших насекомых и листвы, взволнованной ветром.

Мерседес Перальта погасила лампу. Но перед тем, как исчез последний блик света, я увидела, как взметнулась в воздухе ее юбка, оседая возле осыпавшейся стены, шагах в двенадцати от меня. Огонек сигары осветил ее фигуру. Из макушки ее головы исходило прозрачное мерцающее сияние. Я окликнула ее по имени, но ответа не было.

Очарованная, я смотрела на туманное облако дыма от сигары, которое парило по кругу прямо надо мной. Дым не рассеивался, а оставался сконцентрированным над землей довольно долгое время. Что-то коснулось моей щеки. Автоматически я поднесла руку к лицу и в полном изумлении уставилась на кончики пальцев — они светились. Я испуганно бросилась к стене, где видела донью Мерседес. Но стоило мне сделать несколько шагов, как меня перехватили Леон Чирино и Августин.

- Куда ты, музия? — насмешливо спросил Леон Чирино.

- Я хотела помочь донье Мерседес собирать растения.

Мой ответ, казалось, насмешил их. Они тихо засмеялись.

Леон Чирино погладил меня по голове, а Августин ловко схватил меня за большой палец и сдавил его несколько раз, словно он был резиновой грушей.

- Нам придется терпеливо ожидать здесь, — сказал он. — А сейчас с помощью этого пальца, я просто закачивал в тебя терпение.

- Она взяла меня сюда, чтобы я помогала ей, — настаивала я.

- Все верно, — успокоил он меня. — Ты помогаешь ей, но это не относится к ее растениям. — Взяв мою руку, он повел меня к упавшему дереву. — Подождем донью Мерседес здесь.

Серебристо-зеленые и блестящие листья свисали на лоб Мерседес Перальты. Она закрепила фонарь на ветвях, присела на землю и начала сортировать растения, складывая их в отдельные кучи. Корни вербены предписывались при менструальных болях. Корни валерианы, вымоченнные в роме, были идеальным средством от неврозов, раздражительности, беспокойства и кошмаров. Корни торко, настоенные в роме, излечивали от анемии и желтой лихорадки. Корни гваритото, в основном мужское средство, предназначались при затруднениях с мочевым пузырем. Розмарин и рута главным образом использовались как дезинфицирующее средство. Листья мальвы надо было прикладывать на кожу при сыпях, а артемизия, сваренная в соке сахарного тростника, успокаивала менструальные боли, убивала паразитов и уменьшала жар. Цебила излечивала астму.

- Все эти растения растут в твоем дворе, — озадаченно сказала я. — Почему ты приехала за ними сюда?

- Хочешь, я что-то расскажу тебе, музия, — вмешался Августин, весело улыбаясь. Он наклонил голову поближе к моей и прошептал:

- Эти растения выросли на трупах. — Он сделал широкий жест рукой. — Мы с тобой стоим на кладбище.

Я встревоженно огляделась. Здесь не было ни надгробных плит, ни холмиков, которые бы указывали места погребения, хотя, впрочем, я не видела их и на других кладбищах.

- Здесь похоронены наши предки, — сказал Августин и перекрестился. — Вот в такие ночи, когда полная луна встает над могилами, рисуя белые тени в шаге от деревьев, можно услышать жалкие стоны и дребезг цепей. Это бредут мужчины, неся свои срезанные головы. Они — призраки рабов, которые, зарыв в глубокой яме сокровища своих хозяев, были обезглавлены и погребены на проклятом золоте. Не надо бояться их, — торопливо добавил Августин. — Все, что им нужно, это немного рома. Если ты дашь им его, они расскажут тебе, где закопаны сокровища. Здесь бродят призраки монахов, которые умерли богохульствуя и сейчас жаждут исповедоваться в своих грехах, но нет никого, кто бы услышал их. Здесь есть призраки пиратов, пришедших в Чуао в поисках золота испанцев. — Он тихо хохотнул и доверчиво добавил: — Тут есть и одинокие призраки. Они завывают, увидев прохожего. Они самые простенькие из всех. Они не просят многого. Единственное желание одиноких призраков в том, чтобы кто-то рассказал о них нашему Отцу.

Собрав корни в одну руку, Мерседес Перальта медленно подняла свою голову. Ее темные глаза уставились на меня.

- У Августина неиссякаемый запас историй, — сказала она. — Каждый рассказ он украшает до предела.

Августин встал, вытягивая тело и конечности. Казалось, у него не было костей. Он опустился на колени перед доньей