был вынужден смириться с менее значимой ролью премьер-министра, чьих полномочий хронически не хватало для реальных реформ: этот пост был создан по решению парламента и не опирался на конституцию. Когда в 2013 году подошли следующие выборы, оппозиция получила меньше поддержки, чем в 2007 году[480]. Таким образом, Кибаки и его союзники в целом вышли сухими из воды и не понесли наказания за подрыв избирательного процесса на глазах международных наблюдателей и СМИ.

Учитывая электоральные результаты в Кении, неудивительно, что различные правительства годами обращаются к этому инструменту. Однако его реализация не так проста, как кажется. Чтобы избежать ошибок, допущенных Кибаки, многие авторитарные лидеры по всему миру жульничают осторожно: обеспечивают себе победу, но в скромных и правдоподобных размерах. Такой результат максимально комфортен: он способен деморализовать политических противников [481] и в то же время не вызывает у наблюдателей желания копнуть поглубже. А вот оглушительная победа часто приводит к подозрениям. Как выразился президент Беларуси Александр Лукашенко, говоря о выборах 2006 года (о чем мы еще поговорим в 6 главе): «Я признал <…>, что мы сфальсифицировали выборы <…>. Я приказал поменять результат с 93 % до примерно 80 % <…>, потому что чисто психологически больше 90 % люди[482] уже могут не принять»[483].

Однако правильно рассчитать объем вбросов – отдельное искусство. Дело в том, что в большинстве случаев фальсификации с бюллетенями не зависят от единственного человека, который садится и точно все высчитывает. Текущей власти приходится полагаться на «сотрудничество большого количества местных работников»[484], которые действуют в весьма нестабильных обстоятельствах. С одной стороны – параноидальный политический лидер, с другой – стремящиеся выслужиться чиновники, и порой это сочетание приводит к феномену избыточных фальсификаций. В этом случае партийные функционеры настолько стараются угодить начальнику, а он так боится прохлопать выборы, что финальный результат вызывает разве что смех. Явно искаженные итоги лишь ослабляют легитимность правящей партии.

Давление на избирательную комиссию

Когда настает день выборов, остается четыре варианта мошенничества: два можно применить во время голосования, а другие два – после него. Пока избиратели приходят на участки и оставляют свои голоса, кандидаты могут организовать многократное голосование (чтобы их сторонники проголосовали несколько раз) и незаконное голосование (выдача бюллетеней лицам, не достигшим возраста голосования либо не имеющим гражданства). Две другие стратегии вступают в игру, когда участки закрываются: можно набить урны подложными бюллетенями, а также подправить финальный результат с учетом добавленных голосов. Как мы увидим далее, эти стратегии имеют свои сильные и слабые места, которые определяются несколькими факторами, включая демографию и географическое распределение партийных сторонников. Однако все они имеют нечто общее: их можно осуществить, только если кандидат заручился поддержкой избирательной комиссии – она должна принять участие в фальсификации или хотя бы не мешать ей.

Для качества выборов участковые избирательные комиссии имеют огромное значение, но, хотя на них лежит ответственность за исполнение законодательства и организацию голосований, их обычно замечают только в день голосования. Так происходит потому, что во многих странах преступления, совершенные в ходе предвыборной гонки, такие как применение насилия, находятся в сфере ответственности полиции, а не избиркомов, которые, как правило, не уполномочены собирать улики и вести уголовные дела[485]. Да и вообще, в промежутках между выборами большинство комиссий работают в сокращенном составе – только основные сотрудники.

Зачастую работа избирательных комиссий разделена между низовым техническим персоналом или секретариатом, который отвечает за ведение текущей документации, и сотрудниками, которых выдвигают партии. Последние обычно называются членами комиссии – они берут на себя общее руководство и принимают ключевые решения об интерпретации и применении избирательного законодательства. Часть технических должностей действует постоянно, а члены избирательных комиссий – включая председателя, который оглашает результаты по итоговому протоколу, – могут привлекаться к работе временно, лишь на период проведения самих выборов. Например, в Зимбабве председатель центральной избирательной комиссии Рита Макарау – еще и исполнительный секретарь судебной комиссии: она делит свое рабочее время между двумя постами.

Трудности, с которыми сталкиваются некоторые избирательные комиссии из-за ограниченного штата, усугубляются тем, что многие председатели и секретари зависят от расположения начальства. Поскольку должностные лица не защищены от увольнений, а голосование часто проходит с огромными ставками, они оказываются между двух огней. Это особенно ярко проявляется, когда избирательные комиссии официально подконтрольны государству. В 2012–2016 годах 27 % всех выборов прошли в странах с такой структурой, причем региональный разброс составлял 0 % в Европе, 34 % – в Африке южнее Сахары, 43 % – на Ближнем Востоке, 48 % – в Азии и 56 % – в постсоветской Европе (см. Приложение 9). Эти показатели имеют большое значение, поскольку вероятность достоверного результата обратно пропорциональна степени контроля над избирательной системой со стороны правящего режима.

Даже в тех случаях, когда избирательные комиссии номинально независимы, их члены, желающие повысить качество выборов, часто сталкиваются с запугиванием и угрозами от сторонников правящей партии, а то и просто удаляются из комиссии. Например, на выборах 2013 года на Мадагаскаре глава избирательной комиссии Беатрис Аталла рассказала Брайану, что во время предвыборной кампании ей прислали конверт с пулями как предупреждение[486]. В Замбии глава избирательного комитета Ирен Мамбилима, пользующаяся большим авторитетом, проявила смелость и не дала сфальсифицировать выборы в 2011 году. Она объявила, что оппозиционный «Патриотический фронт» (ПФ) и его лидер Майкл Сата одержали победу над правящей партией ДДП[487]. Однако, оказавшись у власти, ПФ все больше стал закручивать гайки, особенно когда Сата умер прямо на посту и начала крепнуть оппозиционная «Объединенная партия национального развития» (ОПНР). На этом фоне Эдгар Лунгу, преемник Саты, стал воспринимать ее принципиальность и авторитет как угрозу на грядущих выборах 2016 года[488].

В ответ Лунгу применил старый добрый бюрократический способ избавляться от проблематичных фигур, но без лишнего шума: он повысил Ирен Мамбилима в должности. К следующим выборам она уже занимала пост председателя верховного суда, а во главе избирательной комиссии поставили Эсау Чулу[489]. Хотя оппозиционные лидеры обвиняли его в близких связях с президентом, их протесты остались без ответа. В такой обстановке неудивительно, что победа Лунгу, одержанная с небольшим преимуществом, вызвала в обществе заметное недовольство и раздражение. Хотя международные наблюдатели не зафиксировали крупных нарушений, ОПНР продолжала отрицать результаты выборов, заявляя, что избирательная комиссия сфальсифицировала выборы в сговоре с правительством[490].

Бывают и более откровенные случаи, когда избирком совсем не защищен от политического давления и скорее представляет собой придаток правящей партии. Это фактически случилось в Зимбабве, где оппозиция посчитала, что центризбирком находится под контролем партии ZANU-PF и спецслужб. Хотя в нем присутствуют гражданские сотрудники и чиновники без партийной принадлежности, многие из высшего руководства известны тесными