Двадцатитрёхлетний мужчина, из-за седины и шрамоввыглядевший на все сорок, вспоминал маленькую девочку, которой только ещёпредстояло стать девушкой, смотрел в небо и улыбался неизвестно чему.

Где ты, Мать?

Как мне встретить Тебя, как узнать?

Почему далеко до родного крыльца?

Почему не могу даже толком припомнить лица?..

Кто обрёк нас друг друга по свету искать?

Где наш дом?

Отражаются звёзды в реке подо льдом.

Я утраты считать разучился давно.

Не сыскать ни следа, и на сердце темно…

Кто судил нашу жизнь беззаконным, жестоким судом?

Отзовись!

Может быть, мы у разных племён родились?

Может, разных Богов праотцы призывали в бою?

Всё равно я узнаю Тебя. И колени склоню.

И скажу: «Здравствуй, Мать. Я пришёл. Вот рука —

обопрись…»

Волкодаву везло.

Во-первых, крыло у Мыша заживало надёжно и быстро и обещалостать крепче нового. Тилорн сулился вскоре снять швы и утверждал, что зверёкснова сможет летать.

Во-вторых, Волкодав выбрал время и наведался в мастерскуюВароха. Он ведь пообещал старому сегвану, что непременно заглянет егонавестить: данное слово требовалось сдержать. Был и достойный предлог – онсобирался попросить мастера приделать к ножнам особый насест для Мыша. Кончилсяего поход в мастерскую тем, что Варох не только притачал треугольную петелькуиз жёсткого негнущегося ремня, но и пригласил Волкодава переехать к нему жить:

– Дом большой, а семья – сам видишь… С внучком вдвоём,точно в могиле…

Волкодав поразмыслил и принял приглашение, понимая, чтостарику это было едва ли не нужнее, чем им четверым. В тот же день онраспрощался с госпожой Любочадой – добрую хозяйку искренне огорчил уходпостояльцев, – и, захватив скарб, по-прежнему легко умещавшийся взаплечном мешке, отвёл своё, так сказать, семейство в дом к старику.

Тилорн, для которого это была первая за долгое, долгое времяпрогулка, радовался, как мальчишка. Любопытство учёного не знало предела. Дайему волю, он, пожалуй, добрался бы до мастерской через месяц. Волкодавпрекрасно понимал это и неумолимо влёк друга вперёд, не давая разговориться нис уличным продавцом калёных орешков, ни с меднолицым всадником из страныШо-Ситайн. При этом от венна не укрылось, с каким раздражением поглядывал нанего Эврих. Ну ещё бы. Невежда, неграмотный варвар, взявшийся указыватьмудрецу. Интересно, думал Волкодав, что ты запоёшь, если снова появится тотубийца с ножом. Хотя нет, ничего ты, скорее всего, не запоёшь. Ты его иувидеть-то не успеешь. А я успею. Может быть. Потому что я, в отличие от тебя,настороже…

К его немалому облегчению, до мастерской они добрались безкаких-либо приключений. Варох принял их со всем радушием, и Волкодав, которомуслучалось время от времени жить у добрых людей, в очередной раз сравнил просебя жизнь в доме с жизнью на постоялом дворе. Двор, он и есть двор, сказалсебе венн. Кто-то уехал, кто-то приехал, никому до остальных нету ни малейшегодела. Если только те, остальные, его не ограбили и не обсчитали. А дом, на тоон и дом, чтобы каждый стоял за всех. И все вместе – за каждого… Ниилит мигомвымела с кухни расплодившихся пауков. Волкодав, помогавший ей убирать, лишнийраз подивился тому, как быстро дичают мужчины, оставшиеся без мудрой женскойруки. Вскоре в доме, кажется, впервые за полтора года, запахло пирогами. АТилорн с Эврихом, посовещавшись, уговорили хозяина привесить рядом с прежнейвывеской новую, поменьше и поскромнее: чернильницу да перо. И на другой деньуже принимали первого посетителя – купца, надумавшего составить письмо. Послеего ухода они чуть только не плясали, потрясая двумя большими серебрянымимонетами.

На радостях учёные принялись вразумлять грамоте дедовамалолетнего внучка. Смышлёный мальчишка, всего на четверть сегван, носилсольвеннское имя: Зуйко.

– Ты не выгонишь нас, если другие дети станутходить?.. – спросил Вароха Тилорн. Варох, насидевшийся в одиночестве, невозражал. Волкодав же смотрел на шустрого внучка, постигавшего хитроумноеискусство читать, и молча завидовал. Он и сам сел бы с ним рядом. Если бы тамбыл один только Тилорн. Без Эвриха. Который немедленно отмочит что-нибудьтакое, после чего останется только голову ему оторвать. Или не скажет, новелика радость всё время сидеть на иголках и ждать…

Впрочем, везение продолжалось, и вскоре Волкодаву попалсякольчужник, согласившийся обменять две разбойничьи брони на одну веннскую, поего мерке.

Надо было бы радоваться, но Волкодав всё больше мрачнел. Онпо опыту знал, что подобное везение ничем хорошим у него не кончалось.

С самого дня стычки на лесной дороге он не вытаскивал взятыхкольчуг. Теперь он осмотрел их и обнаружил следы ржавчины и спёкшейся крови.Прежде чем нести к броннику, кольчуги надлежало хорошенько почистить. Волкодавзапасся мелом и древесным углём и отправился на морской берег, думая устроитькостёр. Город изрядно-таки ему надоел.

– Можно мне с тобой?.. – запросилась Ниилит.

Волкодав не стал возражать. Отчего бы и не побаловатьдевчонку, так любившую море?

Они шли по городской улице среди кишащего, суетящегося,снующего люда. Волкодав поглядывал на вывески, пестревшие справа и слева иобозначавшие то корчму, то скобяную лавку, то пекарню, где можно разжитьсясвежими калачами. Волкодав только повёл носом, втягивая сдобный аромат, и вздохнул.Одно из веннских проклятий гласило: «Чтоб тебе всю жизнь есть хлеб, не матерьюиспечённый»…

Он давно уже обратил внимание, что на иных вывесках, кромеярко раскрашенных, всякому внятных знаков из дерева или кованой меди,красовались ещё и буквы. И неожиданная мысль осенила его. Ниилит ведь тожеумела читать. И не только по-саккаремски. Айр-Доннов «Белый Конь» стоял уже всольвеннской земле, а значит, и надпись на вывеске была сделана по-сольвеннски…

– Ниилит, – попросил он. – Читай мне вывески.Все, где буквы есть…

Ниилит удивилась его просьбе, но послушно стала читать.Волкодав хмурился, напряжённо запоминая. Запоминать оказалось неожиданнотяжело, хотя на память он не жаловался никогда. Буквы – это не следы в лесу ине силуэты птиц, летящих над головой. Наука грамоты напоминала ему скорееухватки рукопашной или приёмы с оружием, которые тело усваивает само и само жепускает в ход, когда приходит нужный момент. Волкодав видел, как читали учёныелюди. Они не задумывались над каждой закорючкой в отдельности, а сразусхватывали полстраницы. Точно так же он сам отражал вражеский наскок, с мечомили без меча, не задумываясь над каждым движением руки или ноги…