Волкодав по-прежнему держался у лестницы, решив еёпостеречь. И правильно сделал: спустя некоторое время поверженный возчикзашевелился на полу и начал вставать. И не просто вставать. Рука его упорно тянуласьк ножнам на поясе.

Удивительное дело, вздохнул про себя Волкодав, ну почемубольшинство людей воображают, что делаются вдвое значительней и грознее, стоитим схватиться за нож?.. Волкодав успел бы убить парня тридцать три раза, покатот вставал. Причём голыми руками. Ладно, пусть идёт, ежели ума нет…

И тот пошёл, безбожно ругаясь и – как казалось ему самому –очень умело метя снизу вверх нешуточных размеров ножом. Вот такие детинушки итворят в пьяном угаре неведомо что. А когда улетучивается хмель и настаёт пораотвечать, ревут белугой и сами ужасаются собственным лиходействам. Которых иприпомнить-то толком не могут. А жалостливый народ с готовностью роняет слезу ипросит судей не брать греха на душу, не губить саженное «дитятко», молодостьего пожалеть, не бесчестить родительские седины.

Положим, тот, связанный наверху, успел бы сцапать служанку…

Увечить громилу Волкодав всё же не стал, хотя и считал, чтоследовало бы. Он выгнулся в сторону, уходя от удара (а был бы не так проворен,получил бы все шесть вершков железа прямо в кишки), после чего перегнул парнюлокоть и подхватил выпавший нож. «Чёрно-белая ласточка пьёт на лету из горнойреки». Возчик взвыл от боли и попытался достать венна кулаком, но короткоедвижение обеих рук вновь угомонило его на полу. Теперь уж надолго.

Волкодав снял с пришибленного возчика пояс и забросил егонаверх лестницы, откуда уже неслось неразборчивое рычание связанного. Веннвидел, как из потёмок коридора выглянула бледная растрёпанная служаночка изабрала ремень. Интересно, сколько поясов она соберёт, покамест наконец неявятся стражники. Или они не всюду поспевали так споро, как тогда в мастерскуюВароха, за мнимым Жадобой?..

Он судил несправедливо. Едва он успел подумать о стражниках,как они с топотом ввалились внутрь через кухню: видимо, с улицы, по которой ониприбежали, так было быстрей. Их примчалось не меньше десятка, все молодые,крепкие и настроенные решительно. Гуляк вынесло во двор, точно волной. Волкодавпроводил глазами тех и других и подумал, что теперь уже дело как-нибудьзавершится и без него. Он повернулся ко всходу, собираясь подняться наверх ипроведать, как дела у троих лекарей… И остановился, холодея от самогонастоящего страха. Драка ненадолго отвлекла его; а вдруг там… а вдруг Мыша уже…

В это время со двора послышались крики. В криках звучалазлоба и боль, и Волкодав оглянулся. Выкрики сопровождались громкими хлопками,которые мог производить только кнут. Кнут, заносимый многоопытной и умелойрукой. Волкодав нахмурился. Потом мрачно сжал зубы и пошёл на крыльцо. Кнутовон очень не любил. И когда под кнутом кричат – тоже.

Во дворе действительно оборонялся один из пьянчужек. Взятыйстражниками в кольцо, возчик не подпускал их к себе, стращая тяжёлым длинным бичомиз тех, что даже на щите оставляют отметину. Пьяный или трезвый, владел он имкак собственной рукой. Стражники, конечно, могли бы смять его числом, но дляэтого кто-то должен был шагнуть первым. И получить как следует. Кровавую полосучерез всё брюхо, если не выбитый глаз. Все это понимали, и желающих былонемного. Вот отскочил в сторону Аптахар и тяжело сел наземь, ругаясьпо-сегвански и по-сольвеннски: на его штанине возле колена проступила кровь.Авдика тоже помянул волосатые Хёгговы шульни и кинулся было мстить за отца, ногранёный конец кнута тут же разорвал рубашку на его боку. Молодой сегванзакричал в голос и, упав, поспешно откатился прочь. Аптахара и Авдику Волкодавсчитал своими друзьями. Не особенно близкими, но всё же. Он увидел, как один изстражников поднял с земли лук и потянул из тула стрелу.

Волкодав молча пошёл вперёд, и стражник опустил лук, аостальные заинтересованно обернулись. Возчик явно способен был снять кнутомслепня с уха любого из своих упряжных коней, не потревожив при этом нишерстинки. Стегал ли он когда-нибудь самих коней, подумал Волкодав. Нет, врядли. Наверное, он их любил и берёг. В Самоцветных горах надсмотрщики, случалось,тоже баловали приблудившуюся живность…

Волкодав почувствовал, что звереет. Он понимал, что сейчасопять сделает глупость, но эта мысль прошла каким-то краем сознания, а ноги уженесли его вперёд, навстречу громко щёлкавшему кнуту. Бывало, надсмотрщиквыходил на поединок с крепким рабом, не имея иного оружия, кроме кнута. И этогообычно хватало. Если бы возчик был менее пьян, он, возможно, присмотрелся бы клицу Волкодава и удрал без оглядки. Но он присматриваться не стал. Онрасхохотался и стегнул венна кнутом. Вернее, то место, где венн был мгновениеназад. Волкодав уже летел к нему, распластываясь в прыжке. Левая рука,выброшенная вперёд, мёртвой хваткой стиснула кнутовище. Между тем как праваясложилась в кулак и…

Перед его умственным взором предстала маленькая старушкаверхом на смирном, мышастого цвета ослике. Она строго смотрела на Волкодава игрозила ему пальцем, укоризненно покачивая головой.

Венн остановился, понимая, что был очень близок к убийству.Ещё хуже, чем тогда, на причале. Что-то жуткое рванулось наружу и,остановленное у самого края, снова уползло в потёмки души. Стыд и срам. И наукана будущее.

Кажется, один только возчик так и не понял, что едва непогиб. Ему, правда, было особо и некогда поразмыслить об этом, потому чтоВолкодав обошёлся без кулака – попросту пнул его в колено и сшиб с ног.Подскочившие стражники в один миг скрутили гуляку.

– А ты, венн, и убить можешь, – задумчиво сказалВолкодаву старшина. Тот запоздало сообразил, что дышит точно вытащенная рыба, изадумался, как надлежало понимать эти слова. Как похвалу? А может, какпредостережение? Ни в том ни в другом Волкодав не нуждался. А впрочем,наверное, не зря порядочные люди не хотели брать его на работу.

– Может, и могу, – буркнул он сквозь зубы иповернулся идти.

– Погоди, венн, – остановил его старшина.

Волкодав оглянулся, и воин передал ему снятый с возчикапояс:

– Держи. Ты побил, тебе и владеть.

Волкодав мыл пол. Это был ещё один надёжный способ изрядноскостить плату за стол и постой. Волкодав знал, что хозяйка навряд ли оставитего добровольный труд без милостивого внимания. Ещё он знал, что рано илипоздно начнутся почти неизбежные смешки по поводу мужчин, до того привыкшихслушаться женщин, что им уже и женская работа нипочём. Замечаниями насчётнеподходящей работы бывалого каторжника пронять было трудно. Если же ядовитыеязыки слишком распускались, он их укорачивал испытанным средством, столь женехитрым, сколь и надёжным. Поворачивался лицом и вставал во весь рост.Действовало безотказно. Во всяком случае, на трезвых людей.

Сняв рубаху и закатав штаны по колено, Волкодав вымел наружусолому, которой по сольвеннскому обычаю усыпан был пол. Обмакнул тряпку ипринялся тереть половицы в углу, под одним из столов. И почти сразу же, совсемнекстати, через порог шагнул человек.