— Мне почти двести лет, — он ухмыльнулся. — Выживал же как-то. Выкручусь.

В дверном проеме обозначился второй силуэт. Вика. Старшая медсестра. Тучная блондинка и мать пятерых детей. Твою ж…

— Уходите. Быстро.

— Но… — начал Стёпа.

— Оба! Анатоль Михалыч… позаботьтесь о коллеге!

И стерла одну линию, выпуская его. И быстро восстановила рисунок, запирая «муху» ловушке. Но долго она ее не удержит. А «ящерица» не врет — нечисть не умеет лгать.

— Вика? — недоверчиво позвал Стёпа.

Она глянула на него, зашипела разочарованно.

— Это же «личинка»? — я изучила тучное тело медсестры, ища слабые места. — Заклинатели еще внизу, в изгоняющем трансе?

— Ага, — отозвался из-за моей спины Анатоль Михайлович. — Матку раздавили. А «личинка» удрала, виноват. Занят был. Но ее связь с маткой сберег, чтоб не упорхнула. И остальных сохранил.

У меня в мозгу что-то щелкнуло, переключаясь с одной опасности… на вторую. Нечисть шипела, металась вдоль круга, а я обернулась и очень тихо спросила:

— Когда, говорите, первые чужаки появились? Еще до беса?

— Дня за три до, — патологоанатом стоял шагах в десяти от меня и на всякий случай держал Стёпу за плечо. — Иль за два… Это важно?

Я отвернулась, скрывая секундную панику и бессмысленно вытирая мокрое от дождя лицо. Два или три — неважно. Важно, что времени у меня, считай, не осталось. Ведь и гробницы вряд ли открылись бы так рано, почти за неделю. Куда понятнее — за три дня… Но мы не знали сроков — в гробницы никогда никого не пускали, а ведьмины сказки грешили расплывчатыми формулировками и неточностями.

— Марусь?

Что же вы наделали… И почему борьба за свою жизнь — честная и понятная — всегда пускает под откос чужую?

— Не мешайте.

На волне злости я готова была размазать «муху» по стене, и едва удержалась. Стирая линию, шагнула в круг и привычно сжала в кулаке трепещущее сердце. Усиленное нечистью, но мало. Мало защиты. Не успела срастись с телом.

Вика рухнула на бок, задергалась конвульсивно.

— Не лезь, парень! — зашипел Анатоль Михайлович. — Стой, говорю! Палачи всегда убивают, чтобы спасти. Она делала такое сотни раз. Верно, Марусь?

— Верно, — и я одним движением остановила сердце Вики.

С минуту ничего не происходило, только позади меня раздавались звуки возни и приглушенное сопение. А потом «муха» покинула мертвое тело. Выпорхнула прозрачной тенью, обтекаемой дождевыми струями, едва заметной в скудном свете оранжевых фонарей. Замерла на секунду. И порскнула прочь, вдоль стен и защитной границы.

Я рванула за нечистью, на ходу «запуская» сердце медсестры и крикнув:

— Жива. Долечите!

«Муха» металась ночным мотыльком, залетевшим на свет. Ощущая живые тела, билась в окна больницы, но заклинатели зачаровали их на совесть. Обежав вокруг больницы, промокнув и замерзнув, я запыхалась, но цель ощущала четко. Волны тьмы расходились от нее кругами, делая прозрачную тень почти зримой. И, в очередной раз срикошетив от окна, она, найдя-таки брешь в защитном кольце, ринулась к воротам — в город. Вернее, на кладбище.

Я бежала следом, отставая шагов на десять. Перчатки немилосердно жгли руки, Пламя яростно полыхало, и его свет отражался в лужах и на мокром тротуаре. На ходу я прощупывала кладбище на предмет живых, но, к счастью, их не было. Почти. Романтиков — любителей погулять под ледяным майским дождем — оказалось мало.

Нечисть метнулась к приснопамятному постаменту. Не зря говорят, что их тянет к местам смерти… Я рванулась за ней из последних сил и настигла вовремя. Она замерла на краю елового круга и прицеливалась к единственно возможной жертве. Которая, присев на мокрую траву, ничего не замечая, самозабвенно копошилась в моем рюкзаке. Настроение поднялось, и усталость сменилась азартом. Попался.

— В сторону!

Он вздрогнул, поднял голову и попытался телепортировать, но не вышло. Я знала, на кого охочусь, и знала, чем держать. Парень покатился по земле, судорожно сжимаясь от боли, «муха» с писком кинулась к нему, но, добравшись, отскочила как ужаленная прямо в мои руки. У магов есть иммунитет против нечисти и одержимости. А «муха» — молодая, дурная, ничего не соображающая.

Я действовала по уже обкатанному сценарию. Села на «муху» верхом, замкнула нас в коконе пламени, уплотнила сущность, сформировав ей подобие физического тела, и безжалостно сожгла. И едва не потеряла сознание. Перед глазами все поплыло, и мир качнулся. Перчатки… Сначала — избавиться от этой полезной дряни…

Сорвав перчатки, я сунула их в карманы куртки и позволила себе пять минут медитации. Остановила кровь, глотнула от Пламени сил, выдохнула с облегчением, констатируя «минус одно важное дело». И лишь потом потушила догорающий защитный барьер. Как оказалось, он был не лишним. И помедитировала я маловато.

Напротив меня стояла ведьма, и от ее сухой руки тянулась водяная петля, наброшенная на шею «сердечка». Парень, промокший и продрогший, стучал зубами, смотрел испуганно, но мой рюкзак держал крепко. Я позволила себе улыбку. Вот и второй капкан сработал. Не на того, но… Моя очередь. Не сплоховать бы и не спугнуть. Обоих.

Я медленно встала, не сводя глаз с ведьмы. Дождь прекратился, сменившись сырым ветром, огненный кокон подсушил одежду и волосы, и чувствовала я себя вполне сносно. Готовой к поединку. С Наядой. И встречались мы один раз, и выученное наизусть досье поведало о многом — о тех, кто виделся с ней и пережил сей «прекрасный» миг.

Водяная ведьма из основы банды Ехидны и носительница амулета была худой и невысокой. Парень, стоявший на коленях, доходил ей почти до подбородка. Она не скрывала свой возраст и выглядела очень старой, сухой и сутулой, но оттого казалась еще опаснее. Выцветшие серые глаза смотрели, не мигая, короткие седые волосы влажно облепили загорелое дочерна лицо, темный спортивный костюм висел, как на вешалке.

— Я получила сигнал, палач, — голос Наяды, в «девичестве» — Жанны Александровны, оказался высоким, плавным и певучим. Слова сплетались — точно музыкальный ручеек журчал по каменным перекатам. — Крик помощи от ведьмы для сестер по силе — найдите вора и убийцу, кто рядом и свободен. И если вспомнить, кто обокрал дражайшего Циклопа… Очень хороший и верный ход.

— Благодарю, — меня всегда раздражал пафосный этикет, но — привычка. Имидж и репутация.

Я вежливо улыбнулась, накрывая ладонью левый локоть. Наяда, конечно же, заметила этот жест, и удавка на шее парня стянулась туже. Он захлебнулся мокрым кашлем, чихнул, разбрызгивая воду.

— Воришка важен? — старая ведьма посмотрела на него равнодушно.

— Нет, он сделал свое дело — свел нас. Убейте, если хотите, — я пожала плечами. — Всё равно ничего полезного у него нет, амулеты у меня.

А сама уже лихорадочно сканировала ее защиту, подбирая ключи к амулетам. Баба Зина, где же вы летаете?.. Сигнал-то был для вас, на случай, если… Но раз вышло так, как вышло…