сказала. Но это еще ничего, главное, что твое-то сердце бьется ровно и тебе еще далеко до нервных судорог и агонии на ковре в гостиной.

Когда завывает сирена пожарная и совсем близко, ты интуитивно начинаешь принюхиваться: не слышен ли подозрительный запах? Подходишь и смотришь в окно: нет ли поблизости коварного дыма? Не тычут ли прохожие ротозеи на тротуаре пальцами, указывая на крышу твоего дома. А то мало ли. Сколько людей вот так, лежа на диванах, попивая пиво и глядя в телевизор, оказывались на пороге беды. Сколько беспечных людей превращалось в зарумяненное барбекю.

Если воет сирена полицейская, тоже неприятно, ведь ты знаешь, что сейчас где-то кто-то кого-то грабит, насилует или даже убивает. А поскольку в нашей стране три четверти всех преступлений совершается на бытовой почве в кругу семьи или близких соседей, то, стало быть, чья-то сковорода или утюг, очень возможно, совсем недавно безжалостно размозжили чью-то голову. Но ведь у тебя-то все в порядке. В твою дверь никто не ломится. И кухонный нож, зажатый в руке близкого тебе человека, пока над тобой не занесен. Так что расслабься, живи счастливо и безмятежно слушай беспокойную музыку улицы.

– Пожар? – услышав сирену, лениво поинтересовался из кресла многоликий архивариус.

Кирилл встал и подошел к окну. Вой уже раздавался около гостиницы «Колос».

– Не-а, два полицейских бобика.

Едва один вой стих, как возник новый. И вновь с нарастанием. И опять пролетая мимо окон.

– Чегой там? – все так же лениво спросил Позолотов.

– Еще один «бобик».

– У них что, демонстрация в поддержку оппозиции? – зевнул Позолотов. – Разгонять едут?

– В такой городок должен сам Господь спуститься, чтобы тут оппозиция появилась, – по-прежнему стоя у балкона и глядя на улицу, молвил Следопыт.

– Кирилл? – насторожилась Юля. Она пантеркой разлеглась на диване мужчин, оттеснив их в кресла. – Неужели еще одно убийство? – Девушка даже привстала. – А мы ничего не знаем? Что ты думаешь?

– Не исключено.

– Может, Борщову позвонить, а?

– Есть предположения. – Кирилл отошел от окна и включил телевизор. – Где тут местный канал? Вот же он. Я так и думал…

Из телевизора неслись те же завывания сирен, которые они только что слышали на улице. Камера неровно снимала центральный вход у местного цирка «Глобус». Толпа из нескольких сотен человек скандировала: «Медведей, покажите нам медведей! Всех покажите – их у вас четыре! И не по очереди – вместе! Тащите медведей, клоуны, а то сожжем вас на фиг!» В стеклянные стены и двери цирка уже летели комья земли. Некоторые жители были вооружены охотничьими винтовками.

Юля тут же сбросила ноги с дивана и уставилась в экран. Потянулся в ту же сторону и Феофан Феофанович.

– О, линчеватели! – с какой-то особой радостью сообщил он.

– Тут покруче любой оппозиции будет, – заметил Кирилл.

– Да много как! – возликовал Позолотов.

– Чему вы радуетесь? – спросила Юля.

– «Стихийное проявление народного гнева в Российском обществе» – была тема моей курсовой на истфаке, – с важностью сообщил Феофан Феофанович. – Люблю поглазеть, как народ волнуется! Разинщина, Пугачевщина. Всё ведь через Семиярск прокатилось. Пугачеву Семиярск сам ворота открыл. С хлебом-солью встретил. Дворян Емелька повесил, солдатушек бравых ребятушек перебили казачки-разбойнички, священников утопили. Три дня пировали бунтовщики. Погуляли, так сказать. По-русски. С размахом. Крррасота!

Юля взглянула на Кирилла, тот утвердительно кивнул:

– Было. Перебили, в Волге перетопили, повесили. Кого-то сожгли. И три дня пировали. Потом дальше пошли.

– Ясно, – кивнула Юля.

Речь девочки-комментатора была сбивчивой, она больше думала, как не угодить под раздачу. Что-то скороговоркой говорила про медведя-призрака, терроризирующего город.

«И укротителя покажите! – ревела толпа. – Укротителя давай! А ну, выходи, убийца!»

Девочка-корреспондент напомнила, что горожанам не забылось представление прошлого года, в котором укротитель Лавров, заслуженный артист РСФСР, коварно заставлял ездить медведей на велосипеде, ходить по канату и выполнять много других своих укротительских прихотей.

«Где он?! – кричали в толпе. – Укротителя на мыло!»

– Мутит городок, – резюмировал Кирилл.

– Интересно, они его в Лещёвке утопят али как? – поинтересовался Феофан Феофанович.

– Кого? – спросила Юля.

– Как это кого? Укротителя, разумеется. А может, и директора цирка. И клоуна заодно. Чтобы не паясничал.

– Да ну вас, – отмахнулась Юля.

– А чего да ну? Сами сейчас увидите, Юленька. Станем свидетелями проявления средневекового образа мышления наших удивительных соотечественников. – Позолотов вновь вытянул ручки и вновь пропел, шевеля короткими волосатыми пальчиками, но на этот раз еще более страшно: – У-у-у!

А Лещёв переволновался не на шутку. Появление медведя-призрака наконец-то взбудоражило большой провинциальный городок. Второе убийство на улице парализовало одну часть горожан, другую толкнуло к реальным действиям. Завывали полицейские сирены. Уже были видны взволнованные охранители правопорядка, которым совсем не хотелось лезть в протестующую массу. Тем более, что они были такими же гражданами Лещёва и тоже опасались медведя-призрака. А граждане кричали: «Медведей давай! И тигра тоже показывай!»

– А тигр им зачем? – удивилась Юля.

– До кучи, – усмехнулся Кирилл. – Зверь как-никак… А вот эти физиономии мне знакомы, – Следопыт оживленно кивнул на экран телевизора и даже подошел ближе. – Смотрите, смотрите!

Трое крепких откормленных молодых мужчин, отдаленно напоминающих спортсменов, скандировали громче всех: «Дре-си-ров-щи-ка! Дре-си-ров-щи-ка! Ди-рек-то-ра! Ди-рек-то-ра!»

– Паша, Гриня и Славик, – узнала Юля. – Симпатяшки.

Гигант Славик, с винтовкой в руках, ревел со всей страстью, двое друзей только подвывали ему из чувства солидарности и мужской дружбы.

– Линчеватели из глубинки, – с удовольствием вздохнул Феофан Феофанович. – Когда думаю, на кого этот мир оставлю, сердце радуется! Вот ни них, Пашу, Гриню и Славика, потомков Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского.

К ревущим мужчинам пробились двое молодых полицейских. Камера снимала именно их, активистов.

«У вас есть разрешение на оружие?» – спросил у Славика первый полицейский, с неохотой готовый вступить в схватку.

«А как же?! – взревел Славик. – Я – охотник! Со стажем! Как по вашему городу без оружия-то ходить?! У вас же медведи людей рвут на части на глазах у прохожих!»

– Тут он прав – прямо на глазах, – заметила Юля.

– На наших, – кивнул Следопыт. – И хотели бы забыть, да куда теперь.

«Предъявите», – попросил полицейский.

Камера не отпускала их.

«Вот мои документы! – рявкнул Славик. – Братва, – окликнул он товарищей, – кажи наши документы!» – Достал удостоверение охотника и сунул их полицейскому.

Журналистка не удержалась и ткнул в нос активистам микрофоном:

«Представьтесь, кто вы и откуда?»

«Вячеслав Топорков, – представился он. – Из Семиярска. Частный предприниматель. А родился я тут, в Лещёве, кстати! Так что это и мой город!»

«А зачем вам дрессировщик, Вячеслав? И директор?»

«А затем, девушка! – возопил Славик. – Больше медведей в округе ни у кого нет! Или вы хотите, чтобы мы в привидение поверили?!