Вице-адмирал внимательно смотрел на подводников и никак не мог понять, что же это было. Чудо? Невероятное стечение обстоятельств или гениальное воинское искусство этих молодых людей с наглым самоуверенным взглядом.

— Так точно! — отрапортовали Ройтер и Унтерхорст.

— Как это? Это уже интересно…

— Мы всплыли в гуще английских матросов с линкора. Пришлось драться с ними в рукопашной…

— Я практически потерял ход, не могу двигаться ни в одном направлении.

— Я могу двигаться в надводном положении, но лодка практически исчерпала боевые возможности.

— Что вы называете «практически»?

— Это значит: на борту имеется одна торпеда, палубное орудие выведено из строя глубинными бомбами, перископ разрушен, батареи вытекли, у меня исправна зенитная пушка и табельное оружие офицеров.

— Серьезное заявление… Скажите, когда вы вступаете в бой, вам безразлично, с каким противником вы вступаете? Ладно, можете не отвечать.

— На борту есть раненые, одному нужна срочная операция. Прошу разрешения для этого перенести его на линкор.

— Да. Разумеется. Я ваш должник, ребята, вы спасли флагман флота. Мне ничего не известно о том, чтобы хотя бы однажды отдавали команду «отставить „открыть кингстоны“!» — На мрачном лице Лютьенса, еще более мрачном от шапки обгорелых бинтов и запекшейся крови, проскользнуло некое подобие улыбки. Но это было лишь мгновение. — Судя по рыцарскому кресту, вы потопили более 100 тыс. тонн?

— 112, — уточнил Ройтер. — До сегодняшнего боя…

— Вы, несомненно, будете награждены, как только доберемся до базы. Если доберемся… У вас, говорят, есть хороший врач? — Ройтер кивнул. — У меня на борту фрегатенкапитан. Он очень плох. Множественные ожоги, ранение в голову… Швартуйтесь по левому борту, если это у вас получится.

— Мой медик — в вашем распоряжении.

Карлевитц перенес раненого на линкор. На столе кают-компании при свете карманных фонариков он умудрился извлечь кортик. Клинок поразил легкое, но из-за толстой кожаной куртки не проник слишком глубоко, иначе бы дошел до сердца. Еврейский эскулап превзошел сам себя. Гарантированного в таких условиях сепсиса ему удалось избежать с помощью своего самодельного пенициллина. Карлевитцу не пришлось отдохнуть ни минуты: две операции — обе тяжелые, бесконечное число раненых на борту «Бисмарка», операции, инъекции, перевязки, снова инъекции, снова перевязки. И так бесконечно.

Теперь встал вопрос: «Что делать?» Вводные были более чем сомнительными. Два корабля (линкор и лодка) были сильно повреждены. У «Бисмарка» осталось всего четыре исправных орудия в среднем калибре, снаряды еще были, можно было собрать по погребам на 2–3 залпа, но — что много хуже! — израсходован боекомплект зениток, повреждено рулевое управление и большая пробоина в корме. Выше ватерлинии, но шторм, и через нее заливает вода. У Ройтера… да проще было сказать, что у него исправно — дизельные двигатели.

Это спустя много лет стало известно, что англичане охотились за «Бисмарком» из последних сил, что у них почти не было топлива, что пришлось вызывать помощь из Гибралтара. Это спустя много лет, когда официальная историография похоронила адмирала Лютьенса и весь его штаб, приказы, отдаваемые им, воспринимаются с известной долей недоумения и горечи. И это спустя много лет англичанам стало известно, что Дёниц не располагал достаточным количеством лодок, чтобы устроить бойню английскому флоту. А был бы их действительно десяток? Да если бы в придачу к Ройтеру были торпеды у одного только Вольвфарта! Если бы ко дну тогда пошел «Ark Royal»! Восемь труб — не четыре трубы… Это все к чему? А к тому, что участники событий — ни Ройтер, ни Лютьенс, ни Тови, ни Редер, ни черт, ни дьявол не могли предугадать их исход. А если «Бисмарк» с «Принцем Ойгеном» — (а он ведь так и пропал!) — это приманка? Заманить английскую эскадру с посредственным противолодочным прикрытием таким лакомым куском и раскатать ее в тонкий блин! Дерзкий, хитрый план. Вот вам и реванш за Ютланд. И этот план стал находить пугающие подтверждения. «Худ» потоплен, два эсминца потоплены, «Доссершир» исчез. «Король Георг V» не отвечает на запросы. Перед тем он радировал о повреждениях, полученных в результате торпедной атаки. Это уже неприемлемая цена даже за потопленного «Бисмарка». А теперь посмотрим на все то же самое с мостика «Бисмарка». Если силы английского флота — самого сильного флота в мире — в этом районе ничем не стеснены? И соляра вдоволь, и погода вот-вот сменится на ясную? Не может же шторм длиться вечно. Из всего зенитного оружия условно исправен лишь зенитный пулемет подводной лодки. Одна торпеда. Любое, любое столкновение с англичанами — хоть с минным тральщиком, если не уничтожить его с первой торпеды, а этот Ройтер все-таки не волшебник! — это гибель обоих кораблей и плен для всех выживших членов экипажа. И англичане ведь тоже не дураки. Они патрулируют квадрат и рано или поздно найдут обоих. Значит, надо добиться того, чтобы не искали… Единственное решение — доказательно продемонстрировать потопление. То есть, опять же, продуть гальюн соляром… Прием, хорошо известный подводникам, и адаптировать его к ситуации была идея подводника. Лютьенс был удивлен, но согласился. Двое-трое матросов, цепляющихся за мусор на поверхности, потопления не доказывают — сотня — может быть. Это шанс. Может быть…

Добровольцев набралось сотни две. Они знали, на что шли. Прыгнуть за борт вот так — при самом лучшем исходе — это плен. Ведь шансов на то, что сюда придут наши — почти никаких. «Бисмарк» без радио, U-Boot Ройтера — тоже. А с другой стороны, не все ли равно? Сутками раньше — сутками позже, весь этот металлолом пойдет на дно не сегодня, так завтра, и еще вопрос, кто выигрывает — тот, кто к тому моменту уже будет в тепле и, по крайней мере, с миской горячего супа, или те, кто будет бултыхаться в Атлантике через пару десятков часов? Уже без шлюпок, которые сейчас отдадут, без всяких шансов на спасение, потому что их никто не будет искать, ни свои, ни даже «томми». К чести этих ребят следует сказать, что они исполнили свой долг до конца.

* * *

— Господин контр-адмирал! — будил Дёница адъютант. — Авиаразведка засекла «Бисмарк»! Он в 150 километрах от Бреста! Эскортируется лодкой Ройтера. Есть потери, оба корабля сильно повреждены, но на плаву.

Дёниц провел рукой по воспаленным глазам. Сон еще не успел рассеяться. Он не понял до конца, о чем говорит корветтенкапитан, но ясно одно, повод его разбудить был весьма весомый и, судя по выражению лица адъютанта, — приятный. Разведывательный самолет случайно наткнулся на странное боевое соединение. Нашлись сразу два корабля, пропавших 28 мая! Ройтер, Wurstkapitän! Спас флагман флота от неминуемой гибели. Два красных флажка могут быть сняты с карты!

Дёниц немедленно собрал совещание. Все были в приподнятом настроении, предлагали выслать эскорт. Только Рёстлер не разделял общего оптимизма. Наконец он взял слово:

— Господин контр-адмирал! Позвольте мне несколько отрезвить, что ли, всех присутствующих. Я разделяю радость по поводу спасения команд кораблей. Я очень сильно сомневаюсь, что речь идет о спасшихся кораблях. — Дёниц слушал настороженно, с нескрываемым интересом. Рёстлер выступал не часто. Но сейчас подготовил целую речь. И подкинул изрядную ложку дегтя в бочку меда.[71]