вгрызающейся в собственные кишки.

— А ум? Сила? Хитрость? — спросил Борн. — Они неважны для людского правителя?

— Боюсь, это случайные качества… — Ханна беспомощно заморгала и уткнулась глазами в тарелку с овсянкой.

Она уже давно замолчала бы. Эти слова были слишком крамольны для женщины. Но демон смотрел внимательно и не собирался насмехаться над её беспомощными размышлениями.

— Но ведь чтобы прорваться к власти, нужна хитрость? — уточнил он. — Или сила?

Ханна вздохнула и отставила нетронутую овсянку.

— Те, кто рвутся к источнику власти — отдают ему всю свою страсть, — сказала она. — Они словно бы влюблены. На время они становятся хитрее хитрых и кажутся мудрее мудрых. Но это не из-за любви к мудрости, а от удовольствия обладать. Когда они добиваются власти — их мудрость превращается в пыль.

Таким был и Александэр. Продав дочь чертям, он опустошился враз, стал низок, глуп и никчёмен. А ведь пока он мечтал о власти, Ханна даже немного любила его.

— Но тогда люди вымерли бы, — не согласился Борн.

Ханна улыбнулась, хотя на глаза набежали вдруг слёзы:

— А мы разве не вымерли? — горько спросила она. — Посмотри на карты, что есть в древних книгах? Где все эти земли? Где люди, что их населяли? Говорят, что ты бился с самим Сатаной и победил его, но что послужило причиной для вашей битвы? Почему вам вообще понадобилось сражаться за мир людей сейчас, когда всё уже было про нас решено? Когда в каждом городе росла его чёрная церковь и собирала души, чтобы увести их в ад?

Борн хмыкнул, налил вина и выпил залпом.

Сам по себе он не стал бы сражаться с Сатаной за власть над людьми. Власть вообще была ему не нужна — ни мирская, ни адская.

Но сражаться пришлось, иначе мир людей снова погиб бы, выброшенный на изнанку бытия, пожранный изначальным — тёмным и бессловесным.

Борн мог бы и не узнать об этом, оставайся он в любимом аду. Но Сатана желал битвы и искал в нём противника.

Многоликому было скучно. Он хотел сразиться с кем-нибудь за остатки людей.

Сатана сделал ставку на изгнанника Борна… И выиграл — битва развлекла его.

Но мир-то он проиграл.

В этом была двойственность многоликого. Его свойство воплощать в себе сразу и выигрыш, и проигрыш.

А вот причиной того, что мир людей едва не погиб… послужила глупость человеческого мальчишки!

Аро, сыну Борна, никогда не пришла бы в голову мысль начертить пентаграмму, чтобы вызвать в ад человека и надругаться над ним!

— Люди не знают законов, — прошипел демон и, ощутив вдруг сосущий голод, опустошил бутылку прямо из горлышка. — Они не чтят законы в своём сердце! Они творят, что угодно, если охраняющий не ходит за ними с мечом! Но ведь невозможно к каждому человеку приставить охранника? Люди — как гурглы, жующие камень. Идут за своею едой и не останавливаются ни перед чем. Почему?

Ханну сначала испугали запылавшие глаза Борна, но, понимая, что у него тоже есть своя боль, она постаралась принять его и таким, пылающим от страшного гнева.

— Кто-то сотворил нас по образу своему и подобию, — прошептала она, видя, что демон расстроен, и желая его утешить. — Может быть, Сатана? Ведь его мы называли своим отцом.

Борн покачал головой и выдохнул:

— Нет, Сатана только подобрал брошенный какими-то богами мир. Он не создавал людей.

— Но тогда кто же? — удивилась Ханна.

***

Ратуша бурлила.

Опасаясь давки, демон перенёс Ханну сразу в здание ратуши. Его горячие руки и добродушное одобрение простого чёрного платья так вскружили ей голову, что само перемещение совсем не напугало, а даже наоборот, странным образом успокоило.

Сердце Ханны, конечно, стучало, но она видела сейчас только горящие глаза Борна, а не разглядывала остроносые ехидные лица магистров, сытые купеческие хари да суровые лики цеховых мастеров.

Она смотрела в алые глаза демона, её сердце сладко сбоило, а ладони становились мокрыми. Ей нечего было бояться людей, ведь рядом с ней было тот, что страшнее и прекраснее всех.

Толпа в ратуше собралась огромная, но на удивление тихая.

Известие, что собрание видных горожан и магов посетит демон, и напугало людей, и возбудило в них любопытство.

Большой ратушный зал вмещал до двухсот сидячих мест на мягких скамьях, но и стоящих между рядами втиснулось немеряно.

Остальные любопытные были оттеснены стражей на площадь. И глашатай время от времени получал свиток с каракулями секретаря и выкрикивал в толпу тезисы того, о чём спорили в ратуше.

Ханна сидела на месте правителя. Рядом с ней стоял демон, и под его пристальным взглядом докладчики блеяли и терялись.

Он слушал и мрачнел. И Ханна тоже хмурилась рядом.

— …Вирна должна управляться магистерским советом, как было принято уже тринадцать веков. Правитель должен быть окружён преданными ему магами!.. — вещал один из членов магистерского совета.

— А магов где возьмёте? — перебил наконец Борн.

Он устал слушать весь этот бред: прошло два часа, а докладчики несли какую-то дрянь, совершенно не слушая друг друга.

— Магия умерла, — проблеял ветхий бородатый старик в магистерском облачении с бесполезным кристаллом на тонкой шее. — Но маги полны мудрости!..

— Если бы маги были полны мудрости, они сумели бы уже разобраться, что не вся магия мертва! — отрезал Борн. Ему наскучило это некомпетентное собрание тех, кто, как полагала Ханна, лишился власти, но без её наркотического опьянения жизни себе не мыслил.

Демон посмотрел на правительницу, и та кивнула. Она понимала, что Борн улавливает её мысли и говорит в такт.

Возражать собранию Ханна боялась, но демон сделал это легко, озвучив то, что её мучило.

— И будет так! — провозгласил Борн, возвысив голос так, что его услышали даже на площади. — Власть Сатаны завершилась, теперь я управляю миром людей! Я дал вам правительницу, и трон принял её! Правительнице нужны советники, и все вы, поочерёдно и в отведённое каждому время, будете являться к трону с докладом. А уж трон сам определит, кто будет достоин войти в новый совет.

— Но… — растерялся бородатый магистр. — Но что мы должны будем доложить правительнице?

— Программу вашего переустройства мира, ведущую к его богатству и процветанию! — взревел Борн. — Докажите, что вы нужны трону! Расскажите о том, что сделаете для людей! Те, кто намерен сидеть в совете на тёплой скамье, больше не нужны миру. Трон скорее возьмёт в советники правительницы дворника, что придёт с метлой, чем потерявшего способности магистра!

— Но… — растерялся старик, беспомощно шаря глазами по рядам магов. — Но мы же не виноваты, что магия…

— Магия просто изменила свои свойства! —