Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и во-вторых. Самое скверное.
Душа Софии с каждым часом теряла человеческую память, превращаясь в стража порога. Ну, извлечёт её Борн, ну создаст тело из остатков крови на кинжале… Но кто вернёт этому телу память и разум?
С Фабиусом они, конечно, разругались из-за всех этих противоречий. Магистр требовал, чтобы Борн по открытии портала немедленно отправлялся в ад, а с душой — это после, как выйдет.
Но что тут могло выйти, если София в момент открытия дороги в ад окончательно переродится?
Борн ждал от человека совета и понимания, однако, Фабиус не желал даже обсуждать вариант спасения девочки.
Ему важнее было спасание Дамиена. И он в запале не слышал аргументов ни про Софию, ни про то, что Борн мог вообще не вернуться из этого путешествия.
И тогда…
А что тогда?
Мир людей будет захвачен чертями, и на трон сядет Бин-Бен Зибигус?
Ну уж нет!
Демон обещал Ханне вернуть дочь! Да и погибать он был пока не намерен. Раз уж завёл себе игрушку — здоровенный человеческий мир — нужно сначала отладить её.
Если Дамиен ещё жив, то два-три дня вообще ничего не решают.
Да возможно ли такое вообще? Сохранить душу в аду?
— Магический совет должен сохранить свои полномо… — вклинился в мысли Борна голос магистра Грабуса.
Глаза демона полыхнули, и магическое зеркало задрожало в ожидании жертвы.
А что если душу Софии извлечь, а в трон заточить этого надоедливого мага?!!
Ханна пытала вопросами магистра Грабуса, он дрожал и блеял, а пылинки кружились всё быстрее, «присматриваясь» к нему.
Зеркало работало. Борну оставалось только принять решение. Трудное и страшное. И к сожалению — в одиночку.
Фабиуса он перенёс в Йору, чтобы не надоедал. И теперь раз за разом прокручивал все возможности. А они не радовали совершенно.
Как узнать, что уже утратила София? Будет ли она такой, как Диана, потерявшей всю память, но не разум?
И тело? Сумеет ли он создать достаточно хорошее тело?
Черти создают големов — телесные куклы без души — из нерожденных детей. Допустим, у Борна хватит силы и умения создать голема из крови дочери Ханны, оставшейся на кинжале. Внешность он возьмёт из памяти Ханны…
Возраст? Ну, пусть дочка будет немного помладше.
Душа девочки ещё помнит Ханну, дитя будет её любить, но не воскреснет ли она дурочкой, вроде умалишённых? Магия стража порога — сильная магия…
Минуты шли, только усугубляя ситуацию.
Выхода не было. Борн хмурился всё больше, а Ханна, не видя лица своего «охранника», но ощущая его молчаливую поддержку, с удовольствием воспитывала седобородого Грабуса.
— Вы должны говорить мне о ремонте дорог! Говорить о привилегиях цеховым мастерам, это вы понимаете? Вы знаете, сколько разбойников на дрогах Вирны? А сколько хлеба на городском складе? Хватит ли до нового урожая?
Она нервничала, не находя самых верных и убедительных слов.
Вот Александэр — тот умел рассуждать на хозяйственные темы. Жилка управленца сидела в нём глубоко, глубже спеси.
— Прочь! — выдохнул Борн и уставился на Грабуса враз покрасневшими глазами.
Трусливый магистр опрометью кинулся из зала.
Ханна обернулась и только сейчас увидела мрачное лицо демона, стоявшего за спинкой трона.
— Не сердись, он просто глуп. — Ханна развела руками. — А сама я не знаю, с чего начать. Вопросами управления поместьем мой муж, Александэр, всегда занимался сам. Вот и в Йоре, несмотря на его паранойю, царил удивительный по нашим временам порядок. Я шла к ней ночной дорогой, но не видела ни разбойников, ни поборов стражи на входе в город. Если бы не виселицы возле ратуши, город был бы прекрасен…
Борн шумно вздохнул, и Ханна утвердилась во мнении, что он тоже мучим проблемами городского благополучия.
— А где сейчас Александэр? — вдруг спросила она. — Всё так же стоит, замерев в своей клетке?
Борн кивнул. Он совсем забыл про эту скульптуру в углу библиотеки.
— А что если… — Ханна замялась, стиснула кисти рук, но договорила. — Что если мы выпустим его и заставим заняться вопросами городского управления? Александэр мог бы возглавить новый совет…
Эти слова дались ей нелегко: на висках выступили капельки пота, глаза заволокло влагой. Неужели ей снова придётся видеть возле себя ненавистного мужа?!
Александэр был всё так же противен Ханне, но дело-то своё он знал… Демон грозен, он заставит мужа подчиниться и служить на благо людям!
Борн вскинул голову и посмотрел на Ханну с удивлением.
— Ты готова его простить?
— Я же не в спальню его возвращаю, — нахмурилась Ханна. — В конце концов, он же хотел стать правителем. Но быть правителем — это не задницу на троне просиживать! Пусть работает как правитель. Нечего торчать в клетке бездельником!
Борн заглянул в её влажные глаза и вдруг улыбнулся.
Радость озарила его лицо, как огонь, пробежав под кожей внутренним светом. Он стал похож на сосуд, в котором горел огонь.
— Да будет так, смертная! — провозгласил он. — Сегодня ты подарила мне надежду.
Ханна несмело улыбнулась его радости.
— Я стерплю, — прошептала она. — Мне придётся теперь говорить с ним и выслушивать его, как и других. Но я выдержу это, если он сумеет быть полезным Вирне. Если же будет неполезным…Я… Мы…
Ханна сжала пальцы в кулаки.
— Мы повесим его за саботаж, — весело закончил её фразу демон. — И это будет уже соблюдением первого нового закона, принятого новым советом. Виселица за саботаж и отказ трудиться на благо мира людей!
Ханна с облегчением кивнула.
Да, вот так она могла поступить с мужем — повесить его по закону! И она будет тщательно следить, чтобы этот мерзавец не оступился!
— Ты хочешь пообедать, госпожа, или мы успеем выпустить Александэра и посетить экзамены для новых студентов академии?
— Экзамены? — удивилась Ханна. — Разве они бывают не для тех, кто закончил учёбу?
— Это — особенная учёба, — пояснил демон. — Нам нужен отбор. Мы должны принять в обучение тех из детей, кто уже ощущает в стихиях хотя бы живость. Наука магии — сложная.
— Хорошо, — Ханна поднялась с трона. — Ну её, эту еду, я слишком взволнованна. Идём уже и закончим всё неприятное, а потом посмотрим на молодёжь. Может быть, там уже есть юные маги?
— Ну, один-то — точно есть, — усмехнулся Борн. — Я сам велел ему приехать в столицу.
***
Александэр растерянно моргал. Он сам не понимал, как вообще мог существовать в том замедленном времени, куда засунул его Борн.
Сейчас, когда