В роду Александра Ярославича ученость особо ценилась, он, безусловно, знал из «Повести временных лет» о деяниях «великаго князя Рускаго»[349], как титулуется Олег в упомянутом договоре Руси с Византией, и мог последовать его примеру. Прошло время – и фигура на вознесенном над Псковом щите Александра была переосмыслена псковичами как эмблема города…

Эта бесхитростная версия имела бы право на существование, но… следов «лютого зверя» в символике Псковской республики середины XIII в. не обнаружено. Нет их и в последующие два столетия. На псковских монетах, которые начали чеканить в 1424 г., присутствует так называемая «глава человечья» – изображение мужской головы в короне. Впервые оно появилось в 1415 г. на печати, принадлежавшей псковским посадникам, и, по мнению большинства историков, символизировало св. благоверного князя Довмонта – земного защитника и небесного покровителя Пскова. И только с 1468 г. на обратной стороне псковской монеты появляется «лютый зверь». С чем это связано?

В 1468–1469 гг. в Пскове была радикально реформирована система правления: значительная часть полномочий перешла от местных властей к представителям великого московского князя. «С этого времени изменилось даже наименование Псковского государства – “Господин Псков” стал “Господарством Псковским”»[350].

Как видим, появлением барса на псковских монетах отмечен фактический переход Пскова под контроль Москвы, ведь деньги с таким чеканом уже давно эмитировал московский монетный двор. Москва начала «бить монету» в 60-х или 70-х гг. XIV в. (по другим данным – не ранее 1381 г.)[351]. «На московских монетах часто чеканился барс – герб великих князей владимирских, для того чтобы подчеркнуть преемственность власти…»[352]. Вот так из Владимира, через его наследницу Москву, барс перебрался в северо-западный форпост Руси – город Псков.

В 1510 г. Псков окончательно перешел под юрисдикцию Москвы и перестал чеканить собственные деньги. Но профиль четвероного хищника в его символике сохранился – на печатях, которые использовались в делопроизводстве, на гербе. На большой печати Ивана Грозного 1577 г. в числе так называемых «поземельных гербов» есть и «Печать псковская» с изображением «лютого зверя».

Прошло еще два века. И 28 мая 1781 г. указом Екатерины II был утвержден герб города Пскова и Псковского наместничества: в голубом поле барс вправо[353], над ним из облака выходящая рука.

По следу псковского барса мы пришли в Залесскую Русь. Но верен ли след? Вправе ли мы считать «лютого зверя» эмблемой владимиросуздальской династии? Историки и геральдисты единодушны: да, вправе. В этом исследователей убеждают как печати владимирских великих князей, так и упомянутый выше рельеф Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Фото 2005 г.

Св. Георгий. Рельеф Георгиевского собора в Юрьеве-Польском

Рассмотрим храм и резное изображение его святого покровителя подробней. Заказчиком первоначальной церкви был Юрий (Георгий) Долгорукий, своему небесному патрону он ее и посвятил. Внук Юрия Владимировича удельный князь Святослав Всеволодич храм обновил – заменил обветшавший старый одноименным новым. (Ранее считалось, что здание построили на прежнем фундаменте, теперь установлено: собор возвели на другом месте.) Тверская летопись отмечает, что князь-храмоздатель «самъ бѣ мастеръ»[354], то есть являлся не просто ктитором, но и архитектором постройки. В XV в. Георгиевский собор, разрушившийся и вновь собранный из уцелевших блоков, стал «ниже ростом», но белокаменную резьбу в основном сохранил. Из многочисленных ее сюжетов сейчас нас интересует один. На фасаде северного притвора храма, прямо над входом, изображен св. Георгий. Он пеш, в доспехах и патрицианском плаще, с копьем в деснице. Левой рукою римский воин-праведник опирается на миндалевидный щит, не характерный для Рима своего времени – III столетия, но традиционный для средневековой Руси. На щите, в окружении растительного орнамента, вырезана фигура, напоминающая барса.

На щите св. Георгия – стилизованная фигура барса, эмблема владимирских князей

Некоторые исследователи, профессионально занимающиеся геральдикой, усматривают в этой детали рельефа первое известное на Руси изображение княжеского герба[355]. (Отметим для сравнения, что о первых западноевропейских рыцарских гербах XI–XII вв. мы знаем также по их изображениям на сохранившихся артефактах той поры.) Другие специалисты по геральдике не считают древнерусские династические эмблемы гербами в собственном смысле слова. Так, Н. А. Соболева пишет: «.Русь не знала института герба до XVII в. Рыцарство, турниры, рыцарские ордена, герольды, трубадуры, миннезингеры – все эти атрибуты западноевропейского общества XII–XV вв. были не свойственны Руси в силу особых исторических обстоятельств, прежде всего довлеющего над нею многовекового иноземного ига.»[356]. Но даже если считать гербом лишь такой, по словарному определению, «наследственный отличительный знак», который отвечает западноевропейским канонам, то не стоит все же забывать, что русские земли со второй половины XII в. до времени установления ордынского господства представляли собой суверенные или самоуправляемые государства, активно вовлеченные в экономику и политику тогдашнего мира. И если мы называем гербами династические эмблемы западноевропейских государей XII в., то почему нельзя называть так же аналогичные эмблемы русских князей, связанных с этими государями прочными узами, включая родственные?