смысл. Они понимали, следя за развитием действия трагедии, что иначе не мог действовать правитель, в руках которого судьба всей страны, всего безгранично преданного ему народа. И страшным самопроклятием звучали слова Эдипа:

И вот теперь я — и поборник бога,

И мститель за умершего царя.

Я проклинаю тайного убийцу...

Эдип призывает прорицателя Тиресия, которого хор называет вторым после Аполлона провидцем будущего. Старик жалеет Эдипа и не хочет назвать имя преступника. Но когда разгневанный царь бросает ему в лицо обвинение в пособничестве убийце, Тиресий, также вне себя от гнева, заявляет: «Страны безбожный осквернитель — ты!». Но Эдип, а вслед за ним хор, не может поверить в истину прорицания. У царя возникает новое предположение, логически вполне обоснованное. Ведь после того, как фиванцы лишились своего царя, убитого где-то во время паломничества, законным преемником его должен был сделаться брат овдовевшей царицы — Креонт. Но тут пришел неизвестный никому Эдип, решил загадку Сфинкса и спас Фивы от кровожадного чудовища. Благодарные фиванцы предложили своему спасителю руку царицы и провозгласили его царем. Не затаил ли Креонт обиду, не решил ли он воспользоваться оракулом, чтобы свергнуть Эдипа и занять престол, избрав орудием своих действий Тиресия? Эдип обвиняет Креонта в измене, грозя ему смертью или пожизненным изгнанием. А тот, чувствуя себя невинно заподозренным, готов броситься с оружием на Эдипа. Хор в страхе не знает, что делать. Тогда появляется жена Эдипа и сестра Креонта, царица Иокаста. Зрители знали о ней только как об участнице кровосмесительного союза. Но Софокл изобразил ее волевой женщиной, авторитет которой в доме признавали все, включая брата и мужа. Оба ищут в ней поддержки, а она спешит примирить ссорящихся и, узнав о причине ссоры, высмеивает веру в предсказания. Желая подкрепить свои слова убедительными примерами, Иокаста рассказывает, что бесплодная вера в них исковеркала ее молодость, отняла у нее первенца, а ее первый муж, Лай, вместо предсказанной ему смерти от руки сына, стал жертвой разбойничьего нападения. Рассказ Иокасты, рассчитанный на то, чтобы успокоить Эдипа, в действительности вызывает у него тревогу. Эдип вспоминает, что оракул, предсказавший ему отцеубийство и брак с матерью, заставил его много лет тому назад покинуть родителей и Коринф и отправиться странствовать. А обстоятельства гибели Лая в рассказе Иокасты напоминают ему одно неприятное приключение времени его странствий: на перекрестке дорог он убил случайно возницу и какого-то старика, по описанию Иокасты похожего на Лая. Если убитый действительно был Лаем, то он, Эдип, проклявший самого себя, и есть его убийца, поэтому он должен бежать из Фив, но кто примет его, изгнанника, если даже на родину он не может вернуться без риска сделаться отцеубийцей и мужем матери. Разрешить сомнения может лишь один человек, старый раб, который сопровождал Лая и бегством спасся от смерти. Эдип велит привести старика, но тот уже давно покинул город. Пока гонцы разыскивают этого единственного свидетеля, появляется новый персонаж, который называет себя вестником из Коринфа, прибывшим с известием о смерти коринфского царя и об избрании Эдипа его преемником. Но Эдип боится принять коринфский престол. Его пугает вторая часть оракула, в которой предсказывается брак с матерью. Вестник наивно и от всего сердца спешит разубедить Эдипа и открывает ему тайну его происхождения. Коринфская царственная чета усыновила младенца, которого он, в прошлом пастух, нашел в горах и принес в Коринф. Приметой ребенка были проколотые и связанные ножки, из-за чего он получил имя Эдипа, т. е. «имеющего распухшие ноги».

Эту сцену «узнавания» Аристотель считал вершиной трагического мастерства Софокла и кульминацией всей трагедии, причем особо выделил художественный прием, называемый им перипетией, благодаря которому осуществляется кульминация и подготовляется развязка[67]. Смысл происшедшего первая понимает Иокаста и во имя спасения Эдипа делает последнюю тщетную попытку удержать его от дальнейших расследований:

Коль жизнь тебе мила, молю богами,

Не спрашивай... Моей довольно муки.

Поэт наделил громадной внутренней силой эту женщину, которая готова одна до конца дней своих нести бремя страшной тайны. Но Эдип уже не слушает ее просьб и молений, он поглощен одним желанием раскрыть тайну, какой бы она ни была. Он еще бесконечно далек от истины и не замечает странных слов жены и ее неожиданного ухода; а хор, поддерживая его в неведении, славит родные Фивы и бога Аполлона. С приходом старого слуги выясняется, что тот действительно был свидетелем гибели Лая, но, кроме того, он же, получив некогда от Лая приказание умертвить ребенка, не решился это сделать и передал его какому-то коринфскому пастуху, которого теперь, к своему смущению, он узнает в стоящем перед ним вестнике из Коринфа. Итак все тайное становится явным. На орхестре появляется глашатай, пришедший возвестить хору о самоубийстве Иокасты и о страшном поступке Эдипа, вонзившего себе в глаза золотые булавки с одеяния Иокасты. С последними словами рассказчика появляется сам Эдип, ослепший, залитый собственной кровью. Он сам осуществил проклятие, которым в неведении заклеймил преступника. С трогательной нежностью прощается он с детьми, поручая их заботам Креонта. А хор, подавленный происшедшим, повторяет древнее изречение:

И назвать счастливым можно, без сомненья, лишь того,

Кто достиг пределов жизни, в ней несчастий не познав.

Противниками Эдипа, борьбе с которыми отданы его огромная воля и безмерный ум, оказываются боги, чья власть не определяется человеческой мерой.

Для многих исследователей эта власть богов представлялась в трагедии Софокла настолько подавляющей, что заслоняла собой все остальное. Поэтому, основываясь на ней, трагедию часто определяли как трагедию рока, перенося даже это спорное объяснение и на всю греческую трагедию в целом. Другие стремились установить степень моральной ответственности Эдипа, говоря о преступлении и неизбежном наказании, не замечая расхождения между первым и вторым даже в пределах современных Софоклу представлений. Интересно, что, по Софоклу, Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы, а энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости. В этой борьбе, в своем противостоянии страстям и страданиям, он выходит победителем, сам назначая себе кару, сам осуществляя наказание и преодолевая в этом свои страдания. У младшего современника Софокла Еврипида в финале односюжетной трагедии Креонт приказывал слугам ослепить Эдипа и выгонял его за пределы страны.

Противоречие между субъективно неограниченными возможностями человеческого разума и объективно ограниченными пределами деятельности человека, отраженное в «Царе Эдипе», — одно из характерных противоречий софокловского времени. В образах богов, противостоящих