Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, есть причина у меня, да? – снова процедила она, больно ущипнув его за руку.
Мишка зашипел:
– Синяк будет!
Коваль рассмеялась беззаботным смехом:
– А ты что, налево от меня гуляешь, что так синяков боишься?
Ворон, не на шутку разозлившийся, метнул в ее сторону бешеный взгляд:
– Ты чего сегодня? Не с той ноги?
Она сделала вид, что обиделась, снова нацепила очки и отвернулась к окну.
В офисе, едва только вошла в кабинет, Коваль развернулась на каблуке туфли и сгребла оторопевшего от такого напора Ворона за галстук:
– Ты что, идиот? Ты на фига вопросы идиотские мне задаешь? Ты не знаешь, что я с утра невменяемая? И что время у меня в Бристоле сильно отличается от местного? Если я встала и поехала, значит, так надо! И нечего при водиле такую пургу гнать!
– Тихо, тихо, остынь! – стараясь не шевелиться, чтобы не затягивать на шее узел галстука еще сильнее, попросил он. – Виноват, не допер, прости. Убери пальцы-то.
Коваль разжала пальцы, отошла, подняла жалюзи и распахнула окно настежь. Неожиданно пошел дождь, и кабинет мгновенно наполнился свежестью и запахом мокрого асфальта.
– Мирза-то погодку вон как поменял, да?
Ворон вздрогнул от неожиданности:
– Ты откуда знаешь?
– Какая разница? Знаю.
– И что думаешь? – с некоторой опаской спросил он, наливая себе воды из кулера.
Коваль внимательно следила за его действиями и в тот момент, когда Мишка поднес стакан к губам, вдруг сказала зловещим шепотом:
– А водичку-то не пил бы ты, она всю ночь здесь без присмотра стояла… – И залилась смехом, когда он отшвырнул стакан в сторону так, словно это была граната без чеки.
– Сдурела?! – рявкнул Ворон, отряхивая капли, попавшие на пиджак.
– Боишься, Мишаня? Верно все, бойся. Никто не знает, кто там по списку следующий. Вдруг действительно ты? – Она села на диван, закинула ноги в белых джинсах на подлокотник и закурила.
Ворон, тяжело дыша после пережитого стресса, уселся за стол и нажал кнопку интеркома. Нарисовавшейся в дверях секретарше он первым делом велел принести из бара нераспечатанную бутылку минералки.
– Только чтобы в стекле, а не в пластике! – крикнул он в спину испуганной с утра девицы.
– Все правильно, – ядовито улыбнулась Коваль. – Вряд ли кто зарядил тебе стрихнина прямо на заводе. Надеюсь, минералку ты пьешь все-таки не местного производства.
– Ты меня до инфаркта довести решила?
– Проверяю, до какой степени тебя можно запугать.
– Тебе это зачем?
– А вдруг пригодится? – Теперь в голосе Коваль не было и намека на иронию.
Ворон оглядел ее от макушки до кончиков каблуков и почему-то представил, как все это великолепие сжимает в изуродованных ручищах Жека Хохол. Это видение всегда доставляло ему неприятные ощущения, Ворон даже объяснить не мог, почему именно. Однажды он попытался было завести с Наковальней разговор, что они могли бы вдвоем и все такое, но получил оскорбительный по форме и по сути отказ и с тех пор зарекся даже намекать. Иногда только всплывало вдруг вот это, и тогда он втайне завидовал отморозку Жеке.
– Что смотришь? – поинтересовалась Марина, внимательно наблюдавшая, как меняется выражение его лица. – Приценился? Котируюсь еще?
– Тебе кокетство это дешевое вообще никогда не шло. Сама ведь знаешь, котируешься по высокой ставке. Но я не об этом.
– Да? И о чем?
– Не выходит у меня из головы Мирза. Глупо погиб, в койке…
– Смерть не выбирают. К людям – с косой и в капюшоне, к тараканам – в тапках и с газетой, – пожала плечами Коваль, присаживаясь на край стола.
– И что, к Мирзе типа с газетой пришла?
– Как знать. К предателям тоже кто-то приходит.
Ворон снова внутренне вскипел: она тоже говорила загадками, как будто знала больше, чем он. Совсем как Леон.
– Ты, Мишка, не обращай внимания, это я о своем. – Марина поигрывала вытянутым из стакана карандашом. – Как только узнаю больше, сразу поделюсь. Но пока, извини, и нечем особо.
«Тогда какого хрена ты мне здесь тень на плетень наводишь?» – чуть не ляпнул он, но сдержался. Понимал, что говорить подобные вещи Марине просто опасно – реакцию не предскажешь.
– Что Хохол? – перевел Ворон разговор на менее щекотливую тему, и Коваль пожала плечами:
– А что Хохол?
– Может, говорит чего?
– Не до разговоров ему. На улицу теперь выйти не сможет, пока не найдется тот, кто Мирзу убрал. – Она снова заговорила загадками, и у Ворона мелькнула шальная мыслишка: уж не ее ли безголовый супруг приговорил старого татарина?
Правда, уже в следующую минуту Ворон рассудил, что резона убивать Мирзу у Хохла не было, если, конечно, не случилось чего-то, о чем он, Ворон, не знал. Наковальня могла и темнить, дойди разборки до каких-то ее личных дел.
– У меня встреча сегодня, – как мог спокойнее сказал Ворон, и Марина понимающе кивнула:
– Я не буду мешать. Могу куда-нибудь пообедать отлучиться.
– С кем? Одна не поедешь, – отрезал Мишка, понимая, что Хохол не обрадуется, если узнает, что он отпустил ее одну.
– Леон обещал телохранителя. Пойду узнаю, может, решилось уже что. – Она спрыгнула со стола и охнула, неловко приземлившись на правую ногу. – Черт возьми, все время забываю… Как только хромота проходит, так сразу начинаю думать, что здоровая. – Она присела на диван, растирая занывшее колено.
– Может, лед?
– Не надо, это не поможет. Будем надеяться, боль не станет такой сильной, что снова придется хромать. Не могу тебя подвести. – Тут она издала какой-то смешок, больше похожий на попытку скрыть боль и досаду, и Ворон решительно нажал кнопку интеркома.
– Леон там? Пусть зайдет.
Леон возник на пороге почти мгновенно:
– Звали, Михаил Георгиевич?
Ворон кивнул в сторону Коваль:
– Вот тебе работа подвалила. Свози-ка ее к нашему тибетскому специалисту.
– А что случилось? – Леон перевел взгляд на лицо Марины, и та скривилась.
– Ничего. Просто прыжки со стола – это больше не мое, а я все никак не смирюсь.
– Так, я понял. Мы сейчас поедем к Ивану, а он разберется. Вы идти можете?
Вместо ответа Марина встала с дивана, выпрямила спину и пошла к двери, практически не хромая, но по напряженной позе и Леон, и Ворон поняли, что нога болит, но упрямая Наковальня ни за что этого не скажет.
– Ты с ней не церемонься особенно, – Ворон решил вполголоса проинструктировать Леона. – Она тебе сейчас картину прогонит, но ты не ведись, вези ее к Ваньке, пусть посмотрит.