Он повернулся и пошел к реке. Я показал Феликсу, чтобы оншел следом, а сам пошел замыкающим. Феликс несколько раз оглядывался на меня,словно боялся, что я начну стрелять. Наконец мы вышли к реке. Тело Ибрагималежало на песке. Феликс замер, посмотрел на убитого, на лежавший рядом нож.

– Его ударили ножом? – не верил собственным глазам Феликс.

– Какой-то дикий зверь, – не выдержал я, – взял ножИбрагима, подкрался сзади и ударил его в спину. А потом убежал. Ты не знаешь,какой зверь мог такое сделать?

– И вы подозреваете меня? – плачущим голосом спросил Феликс.– Вы думаете, что я мог бы сделать такое?

– Тогда кто? – спросил Дебольский. Он всегда был человекомрассудительным. – Кроме нас троих, в этой долине есть ещё две женщины. Алла нев счет, она бы не смогла сюда прийти. Тогда остается госпожа Ивченко. Тысчитаешь, что мы должны подозревать её, а не тебя?

– Но я его не убивал, – закричал Феликс, – я же не идиот. Иу меня не хватило бы смелости вот так подойти к человеку и спокойно егозарезать. Неужели вы думаете, что я могу быть убийцей?

– Тогда кто? – спросил Леонтий Яковлевич.

– Может, вернулся кто-то из носильщиков? – нерешительнопредположил Феликс.

– Они уже давно сбежали, – возразил я, – их и след простыл.И они ориентируются в здешних местах гораздо лучше нас.

– Может, наш проводник? – предположил Феликс. – Может, мывчера напрасно выбросили его в лощину? Может, он не умер? А только погрузился внаркотический сон?

– Пойдемте проверим, – сразу решил Дебольский.

От реки до лощины, куда мы сбросили тело нашего проводника,было чуть больше километра. Мы спешили так, словно нас подгоняли. И жаркоесолнце было совершенно невыносимым. Над лощиной уже кружили стервятники. Когдамы подошли и увидели то, что там осталось от человека, нам стало плохо. Феликсастошнило. Дебольский брезгливо отвернулся. Даже мне стало не по себе.Стервятники успели разорвать тело на несколько частей, заодно разорвав и одеяло,в которое мы завернули нашего проводника. Повсюду была кровь, остатки мяса,кости, в общем, ужасная картина. И не менее отвратительный запах. Я снялкарабин и несколько раз в них выстрелил. Два стервятника погибли, остальныелениво поднялись наверх. Я собирался перебить всех, но Леонтий схватил меня заплечо.

– Они сейчас полетят к реке, – напомнил он мне, – на запахсвежей крови. Быстро обратно, пока они не обглодали тело нашего друга.

Мы побежали назад так резво, как только могли. Этот марафонпод экваториальным солнцем был достаточно тяжелым. Самое интересное, чтоэкватор проходит точно посередине острова Калимантан. А мы находились вышевсего лишь на полтора или два градуса. Мы вернулись обратно, когда здесь ужекружились стервятники, не решаясь сесть. Я начал стрелять, даже Дебольскийодобрительно кивал головой. Когда я сбил ещё одну птицу, они улетели.

– Это не наш проводник, – строго сказал Леонтий Яковлевич, –и не наши носильщики. Давайте отнесем тело Ибрагима в лагерь, а уже потом будемрешать, кто мог быть его убийцей.

Мы с Феликсом подняли тело и понесли. Ибрагим был высокогороста и довольно грузный. Нам пришлось тащить его изо всех сил. Дебольский нампомогал. Наконец мы дошли до лагеря и, устало свалив тело к дереву, расселисьвокруг.

– Что случилось? – спросила Алла, увидевшая, как мы неслиИбрагима. – Что с ним случилось? Он ранен?

– Да, – ответил Леонтий Яковлевич, – он ранен. И сейчас онспит. Будет лучше, если вы не будете кричать и не станете его будить.

Но он напрасно это сказал. У женщин все сердце, даже голова.Она закричала изо всех сил:

– Ибрагим, проснись! Что с тобой, Ибрагим?

– Хватит, – разозлился Феликс, – неужели не понятно? Нужнозамолчать. И не орать на весь лес.

– Как ты разговариваешь с женщиной? – возмутилась Юлия, непонимавшая, почему мы молчим. Но мы все так устали, что не хотели дажевступаться за Аллу.

– Отстань, – лениво произнёс Феликс, – дайте нам наконецотдохнуть. Он должен немного поспать, чтобы прийти в себя. А если Алла будетпродолжать так орать, здесь скоро соберутся все животные этого леса. И никакойохотник, даже такой гениальный, как наш Рома Лампочкин, их не остановит.

Он часто издевался над моей фамилией, называя меня всякийраз по-разному. Вместо Лампадова я был Люстровым, Светильниковым, Бравым,Лампочкиным, Релеевым и так до бесконечности. Раньше меня это забавляло, атеперь было все равно.

Алла наконец замолчала. Она уткнулась лицом в свои ветки иначала громко плакать. Может, она чувствовала, что мы говорим неправду. Незнаю. Сегодня я уже не смогу этого узнать. Или она вдруг осознала, что осталасьодна и при любой возможности мы её бросим. У оставшихся людей просто не хватилобы сил нести нашу «мадам» до берега моря.

Юлия подошла ко мне. Я равнодушно смотрел, как она подходит.За эту ночь и этот день я так устал, что мне совсем не хотелось с нейразговаривать. Даже с ней.

– Что с ним произошло? – тихо спросила Юлия. – Ондействительно спит? Может, он ранен?

– Да, – кивнул я, – он ранен и сейчас спит. Будет лучше,если ты не станешь его тормошить. И нас тоже.

Она взглянула на меня, явно собираясь что-то уточнить, нопромолчала. Затем повернулась и пошла к Алле.

– Налей мне немного воды, – попросила Алла у подруги.

– Может, я вскипячу воду и сделаю чай? – предложила Юлия.

– Не нужно. Лучше воды, – вздохнула Алла, вытирая слезы.

Юлия сделала несколько шагов. Чайник лежал под другимдеревом. Она взяла чайник, налила в стакан воды и принесла его Алле.

– Напрасно я согласилась на эту поездку, – вздохнула Алла, –я ведь чувствовала, что буду для них обузой. Но Ибрагим меня уговорил. Онсказал, что они предусмотрели все мелочи, все возможные неприятности.

– Кроме самих себя, – зло и загадочно произнесла Юлия.

Алла улыбнулась и выпила воду. Залпом. Затем открыла рот,словно заглатывая воздух, оглядела всех нас и выпустила пластиковый стакан изрук. Я смотрел на неё, не понимая, что происходит. Она тяжело задышала, затемвдруг закричала. И её крик услышали птицы и звери. Потом она схватила себя загорло, словно кто-то неведомый начал её душить, и снова крикнула.

– Плохо, – закричала она, – мне плохо! Мне больно, оченьбольно! Помогите…

Мы вскочили и бросились к ней. Но было уже поздно. Онастучала ногами и страшно кричала. Изо рта пошла пена. Мы с Феликсом навалилисьна неё, пытаясь успокоить. Я даже подумал, что у неё эпилепсия. Но черезнесколько секунд всё было кончено. Тело обмякло, глаза стали стеклянными, пенаперестала идти. И дышать она тоже перестала. Феликс взглянул на неё и испуганноотполз в сторону. Не было никаких сомнений, она была мертва.