Неделю назад мама устроила Дашу работать в контору какой-то своей однокурсницы. Секретаршей или офис-менеджером – короче, на работу с минимальной зарплатой и единственным требованием: быть на месте с десяти до семи. Минус шестьдесят минут на обед, но ни минутой больше.

Иными словами, прощай, утренние визиты в выхинскую квартиру! А бедный Никита так привык к ним за последние три недели!

Встречаться вечером оказалось намного сложнее: то сдвигалась деловая встреча, то начинала названивать Маша, а то и у Даши находились какие-то важные дела – короче, наши любовники не виделись уже неделю, и сегодня Никита решил специально заехать за Дашей днем. Видать, надеялся, что где-то рядом с ее офисом обнаружится гостиница, где они смогут провести час без всякого обеда.

Разумеется, ничего у него не вышло: гостиницы поблизости Даша не знала, знала только отличный ресторан, в который давно собиралась сходить. И, разумеется, она хотела есть, потому что убежала с утра не позавтракав.

Пришлось Никите вести ее обедать, что же еще ему оставалось?

Ресторан в самом деле был отличный – по крайней мере, если судить по ценам. Никита даже не ожидал, что в стороне от «золотой мили» и Бульварного кольца можно обнаружить такое дорогое меню. Народу, к счастью, было немного: можно сказать, в зале они сидели вдвоем, если не считать официантов и пары лысоватых мужчин в мятых дорогих костюмах, пивших в два часа дня водку у стойки бара.

Достойные люди, к слову сказать. Мне такие нравятся.

Мужиков Никита, разумеется, вообще не заметил, поскольку выяснилось, что Даша ходит на работу в черном обтягивающем платье.

– У нас дресс-код, – буркнула она. – Грудь прикрыта, колени закрыты, руки выше локтя тоже. Пришлось это старье надеть, я его в школе носила. Было готично. Как видишь, я тогда была килограмм на семь худее.

И в самом деле: платье плотно облегало Дашино тело. Как художник – то есть бывший художник – должен тебе сказать, что черное обтягивающее платье на девушке, склонной к излишней полноте, производит удивительный визуальный эффект. Черный цвет, как известно, стройнит – а обтягивающее платье подчеркивает все детали фигуры.

Представим для большей выразительности, что Даша не носила нижнего белья. По крайней мере, под обтягивающее готичное платье, надетое ради дресс-кода.

Ну да, соски торчат, это конечно. Но это еще ерунда. Главное – все складочки подчеркнуты и усилены; бока, бедра, живот – в таком наряде Дашина плоть становится даже рельефней, чем если бы Никитина возлюбленная была вовсе голой.

Ну и грудь, конечно. Ткань натянута, словно кожура на созревшем фрукте. Не могу придумать, на каком – слива, персик? Они недостаточно черные. По цвету годится баклажан, но баклажан все-таки овощ. И совсем не эротичный.

Иными словами, все в целом представляло собой зрелище непристойное, как публичная мастурбация.

(При этих словах я, конечно, представляю себе Бренера, а Никита – какую-нибудь девку. Соответственно, здесь в виду имеется девка, а не Бренер, потому что я пытаюсь описать, как видел Дашу Никита.)

Итак, они сидят друг напротив друга. И каждое Дашино движение отдается по всему ее телу слабым колыханием плоти, и тесное черное платье только усиливает его. И где-то между булочкой с маслом и закуской Никита узнает это колебание – после чего полностью теряет интерес к еде, питью и разговору.

Впервые он видит, как женщина из омута подмигивает ему среди бела дня. Поднести ложку ко рту, поправить салфетку, сесть поудобней, нагнуться, оглянуться, поднять голову – любой жест кажется знакомым, напоминает предоргазмические колыхания плоти, неподвластные Даше, неподконтрольные ей.

Теперь Никите ясно: Дашино тело ей не принадлежит, оно – владения женщины из омута.

Я думаю, подобные чувства испытал Моисей, когда горящий куст заговорил с ним голосом Бога. Да, сегодня в ресторане Никита испытал смесь восторга и ужаса, настолько непереносимую, что предпочел свести ее к банальному вожделению.

Сейчас, сидя в машине, он повторяет про себя: Я так хотел ее трахнуть, что чуть не сошел с ума.

Это, конечно, не совсем точно. Мы-то с тобой, Димон, образованные ребята, мы понимаем, что вся эта история не про «трахнуть», а про Реальное, Воображаемое и Символическое. Подробности, которые вы постеснялись спросить у Лакана, спросите у Жижека.

Сам-то Никита никогда не читал таких умных книг. Некогда было, находились дела поважней.

Но в выдержке ему не откажешь. Он терпеливо ждет, пока Даша доест, и только потом перегибается через стол и говорит:

– Даша, я больше не могу. Пойдем отсюда быстро, или я трахну тебя прямо здесь.

Даша улыбается, поводит плечами (этот жест Никите тоже о многом напоминает) и шепчет:

– Ты бы раньше сказал, а то сидишь сам не свой. Не волнуйся так – найдем сейчас какое-нибудь подходящее место.

Подходящее место они ищут минут, скажем, семь – поверь, Димон, для Никиты это очень длинные семь минут. Возможно, их даже надо приплюсовать к девяноста секундам, потраченным моим братом на половой акт как таковой.

Честно говоря, я не хочу придумывать, где Никита трахает свою любовницу. В машине или в туалете, может, в подъезде. Я бы, конечно, хотел – на свалке, но это все-таки вряд ли.

Ну вот, дрожащей рукой Никита застегивает брюки, Даша оправляет платье (не то, чтобы мокрое насквозь, но все-таки изрядно влажное), смотрит на часы и говорит:

– Пока, милый, я побежала, а то у меня перерыв заканчивается.

И тут Никита не выдерживает.

– Слушай, – говорит он, – ну ее на хрен, эту работу. Давай я тебе квартиру сниму и денег каких-нибудь буду давать… ну, пока ты себе что-нибудь подходящее не найдешь…

Никита говорит все это, а руки его по-прежнему теребят только что снятый презерватив, и Никита глядит на него, словно разговаривает со своей высыхающей спермой, а не с Дашей, которая смотрит на него… как? С благодарностью? Злорадством? Торжеством? Удивлением?

Никита не знает, он не может отвести глаз от собственных пальцев, мнущих и растягивающих розоватый резиновый цилиндрик.

И вот он сидит в машине и повторяет: это не любовь, не вожделение, не похоть – это морок.

И остается у Никиты единственная надежда: морок иногда рассеивается.

Здесь самое важное, резюмирует Мореухов, – слова «морок» и «женщина из омута». Это, собственно, мои слова, ведь в нашей семье я отвечаю за подводную нечисть и туманные колдовские видения. Потому мне так нравится придумывать эту историю – про Никиту, Дашу, «женщину из омута». Наверное, я вижу в этом сюжете потенциал для фильма нуар с его роковыми женщинами и доверчивыми прекраснодушными лохами.

Непонятно, правда, насколько Никита подходит на эту роль, – ну ничего, поживем-увидим. В любом случае всегда можно сварганить из этой истории порнографический фильм. Или комикс.