Он сразу понял, как аквариум должен выглядеть. Темное озеро где-то в чаще леса. Коряги, пни, заброшенная мельница, сомы или налимы.

Омут, ну да.

Виктор пожал плечами, но все сделал за неделю, лишних вопросов не задавал – мало ли какие у шефа персональные клиенты. И вот теперь, в Дашин день рождения, они водят хоровод вокруг кубического озера, воздвигнутого посреди небольшой московской комнаты.

Каравай, каравай, кого любишь – выбирай.

Темные коряги, сгнившие пни, усатые морды. И он – на дне, не в силах подняться. Сучья цепляются за одежду, темная вода заполняет легкие. Трудно дышать, невозможно дышать, остатки воздуха пеной выступают на губах – уже который раз. Почему-то всегда вспоминаешь, когда слишком поздно, когда нельзя остановиться, когда живая вода за тридцать рублей не приносит успокоения, когда тихий омут уже затягивает в глубь, на дно, к пням, корягам, налимам и сомам. Они выпьют твой мозг, они разрушат твое тело, они заполнят твои легкие темной придонной влагой – и на этот раз ты не сможешь вынырнуть, просто не хватит сил, никто не протянет руки, не вытащит на поверхность. Никто.

Флешбэк, вы говорите? Вот вам флешбэк!

Коряги, словно пальцы, сжимают мои щиколотки. Я стараюсь не смотреть вниз, я уже все вспомнил, я знаю, чтó увижу. Господи, начинает молиться Мореухов, дай мне силу. Не силу выжить, не силу изменить то, что я могу, а просто – хоть какую-нибудь силу. Он падает в грязный февральский снег, слабо хрипит, пена выступает на губах, все, конец, отмучился, думает Мореухов, не хочу умирать. Темные воды смыкаются над головой, рыбьи усы щекочут лицо, чешуйчатые тела скользят по коже, и только на краю сознания мерцает какое-то женское лицо – раскосые глаза, широкие скулы, полуоткрытые губы… Мэгги Чун, ну да, как бы не так, откуда ж ей тут взяться!

И тут Никита притягивает к себе Дашу, целует, стаскивает с себя свитер, расстегивает ремень. Даша, хихикая, вырывается, они в последний раз обегают аквариум – я люблю, признаться, всех, а Никиту – больше всех, – падают на кровать, возятся, смеются, стонут, словно это Никите двадцать три года, вся жизнь впереди. На его губах – серебряный привкус счастья, и он целует Дашу снова и снова, так, что уже не хватает воздуха, прерывается дыхание, кружится голова, слабеют объятия.

Сквозь толщу воды смотрят усатые морды рыб, в глубине лесного озера колышутся водоросли, темнеют коряги…

Разговор о зооалкологии лучше всего начать с анализа известного выражения напился как свинья. Несведущий решит, что свиньи много пьют, отсюда и взялось это сравнение.

Думаю, совсем не так. Если свиньи и пьют, то куда меньше, чем наш брат человек.

Напился как свинья – это лишь одна из ступеней пьянства, не первая, но и не последняя.

Человеческий облик теряется постепенно. В этом деле нужны настойчивость и упорство. Дарвин не зря трудился, выдумывал про эволюцию – не так-то легко обратить ее вспять!

Сначала, конечно, человек пьет как обезьяна. На этой стадии он весел, шаловлив, склонен к сексуальным эскападам. Прыгает с ветки на ветку, помахивает, так сказать, хвостом, еще вполне способен объясняться с homo sapiens.

В мировой литературе широко представлен сюжет о том или ином примате, которого выдавали за человека, чем вводили в заблуждение высшее общество. Аналогичным образом пьяный-как-обезьяна имеет все шансы выглядеть трезвым. Разве что чуть выпившим.

Обезьяну, правда, выдает запах. Обезьяна пахнет пóтом и грязной шерстью; алкоголик уже на этой стадии пахнет носками недельной давности, нестираными трусами и давно не мытым волосяным покровом.

Как раз на стадии обезьяны Мореухов знакомится с девушками. Их можно понять: обезьяна – очень сексуальное животное. И вместе с тем достаточно похожее на человека.

Можно сказать, секс с обезьяной – это еще не зоофилия. Так, досадная ошибка.

Зоофилия начинается на следующей стадии – пьян как собака.

Опять-таки, не подумайте, что собаки пьют. Просто собака хоть как-то может считаться другом человека – ну, пока не взбесится.

Точно так же алкоголик – на стадии собаки он попеременно то дружелюбен, то агрессивен.

К запаху пота и грязи на этой стадии часто добавляется запах мочи. Реже – рвоты.

Если бы кобель или сука умели говорить, они, сделав лужу на ковре, обвиняли бы хозяев: мол, нас не вывели на улицу вовремя! Это и есть стратегия собаки-алкоголика: виляние хвостом вперемежку с обвинениями, лаем и попытками укусить.

Его лай все еще напоминает человеческую речь и при некоей развитости воображения можно даже разобрать, чтó он говорит.

Обычно он жалуется на жизнь и просит о помощи – либо ругается, обвиняя всех вокруг в своих бедах.

Два этих модуса поведения можно, соответственно, описать как «скулеж» и «брехня». Второй термин представляется особо удачным: в обвинениях алкоголика обычно нет ни слова правды.

Некоторые все-таки рискуют связываться с алкоголиком в стадии собаки, но мы бы не рекомендовали: можно нарваться.

Особенно рискуют девушки.

Тут можно сострить про монашку и сенбернара, но, я думаю, женщина, готовая лечь в постель с человеком-собакой, достойна только сострадания.

Как, впрочем, и все живые существа.

ОМ МАНЕ ПАДМЕ ХУМ.

После стадии собаки наступает наконец стадия свиньи.

Как мы знаем из зоологии, собаки умеют служить, хотя на двух лапах могут устоять крайне недолго.

Свинью на задних лапах можно увидеть разве что в цирке, поэтому на стадии свиньи алкоголик уже не способен нормально передвигаться, предпочитая короткие перебежки, лучше всего – ползком и на четвереньках.

Известной особенностью свиней является то, что они анатомически не способны увидеть небо.

Это метафора, и она указывает на то, что на данной стадии верхние чакры алкоголика плотно закупорены – даже если на предыдущих ему и удается переживать так называемый трансцендентный опыт.

Ну, вы понимаете: стоять в снегу на коленях, разговаривать с Богом, все такое прочее.

Но если ты пьян как свинья – забудь о Боге. Лежи на подстилке и ешь свою блевотину.

Да, запах блевотины на этой стадии усиливается.

Как известно из истории, свиньи – крайне опасные и хищные животные.

В Средние века было много процессов над свиньями, которые сжирали оставленных без присмотра детей.

Алкоголик на стадии свиньи тоже способен причинить серьезный вред близким – в особенности беззащитным и зависящим от него. Например, детям.

Отметим: процессы над животными играли в Средние века важную роль. В древнем мире состояние опьянения могло иногда считаться смягчающим вину обстоятельством (возьмем, к примеру, менад или вакханок, чье опьянение полагалось священным). Средневековая юриспруденция высказывалась однозначно: даже если ты был пьян как свинья, тебе придется отвечать.