— И послушай!

Страж развернулся. Его рука двинулась, и Билл заметил блеск стали.

И отшатнулся в миг, когда толстяк ударил. Клинок со свистом вспорол воздух там, где недавно был Биллов живот со всем разнообразием важных внутренних органов.

Билл закачался, потеряв равновесие.

— В мой дом! — заорал толстяк. — Ты принес отравленное мясо в мой дом! Скормил моему господину! В мою вахту!

Для такой громадины он оказался на удивление проворным. Рука так и мелькала, меч свистел, целясь в живот, Билл пятился, стараясь вставить топор между собой и стражником.

— Ты обманул меня! — шипел стражник.

Его лицо, прежде унылое и бессмысленное, исказила гримаса злости.

— Моя работа — защищать его. Кормить его. А ты отравил его! Перед моим носом!

Билл понял, что стражник, сидя в темноте и духоте, целиком и полностью свихнулся.

— Мантракс — дракон, — сказал Билл. — Он управляет целой долиной. Думаю, он прекрасно обойдется и без тебя.

Как оказалось, говорить этого не стоило.

— Я нужен ему! — завыл страж и бросился в атаку.

Однако, хотя и проворный, солдат все-таки был огромной жирной тушей. Вес подвел его. Бросок получился коротким и жалким. Застигнутый врасплох Билл ощутил лишь легкий укол, когда острие меча скользнуло по кольчуге.

Билл коротко и резко рубанул. Лезвие топора обрушилось на локтевой сгиб стража. Раздался мерзкий мясистый хруст. Толстяк заорал. Выпущенный клинок глухо зазвенел на каменном полу.

Билл стоял, тяжело дыша. Стражник схватился за покалеченную руку, изрыгая проклятия и слюни.

Билл же изрядно гордился собой. Четвертая в жизни драка — первая с оружием! — и происходит гораздо лучше трех предыдущих.

— Ладно, — сказал он. — Ты уж извини. Но если ты отойдешь в сторонку, я просто пойду и ограблю твоего хозяина подчистую.

Билл подумал, что высказался круто. С шиком. Стильно и дерзко. Жаль, что Летти не слышала. Ей бы понравилось.

Заревев, словно раненый зверь, стражник бросился на Билла.

Билл многие годы работал на ферме, со всем справлялся и хлюпиком себя отнюдь не считал. Но шансов выстоять перед огромным толстяком было не больше, чем перед взбесившимся буйволом. Билла снесло, впечатало в дальнюю стену. Голова врезалась в камень, перед глазами взорвался ослепительный свет, в черепе завертелось и запрыгало.

Билл пришел в себя, ощутив пальцы стражника на своей глотке. Едва прояснившийся взгляд затуманился снова.

Билла придавило к полу. Трепыхания и рывки туда-сюда не помогли — тушу стражника не сдвинуть и не поколебать.

Легкие запылали. Поле зрения сузилось до клочка, целиком занятого красным, обрызганным слюной солдатским носом.

— Я нужен ему! — прошипел толстяк. — Нужен, чтобы защитить от мелкого дерьма вроде тебя!

Билл затрепыхался сильнее, наконец высвободил руку, судорожно зашарил вокруг — и ладонь уткнулась в холодное и гладкое.

Сталь.

А за ней — рукоятка из твердого дерева.

Из последних сил он ударил рукояткой в висок стражника. Послышался обнадеживающий хруст.

На мгновение тяжесть ослабла. Билл мучительно вдохнул. Воздух хлынул в пылающие легкие, и Билл чуть не захлебнулся им.

Но туша обрушилась снова. Билл затрепыхался опять — но с меньшим успехом. Топор оказался зажатым между телами. Жирные пальцы сомкнулись на уже помятом горле.

Билл отчаянно дергался, борясь за воздух, за точку опоры. Жаркое голое брюхо стражника уперлось в руку — кольчуга не доставала до штанов, и жирные складки торчали наружу.

Рывок — и Билл высвободил ногу, махнул ею, попал в икроножную мышцу. Бесполезно. В глазах совсем потемнело.

Он выгнулся, отыскивая хоть какую-то опору, нашел, уперся и резко двинул коленом между ног солдата. Тот охнул от боли, разжал пальцы.

И в этот краткий миг, когда перед глазами вместо черноты заплясали зыбкие огоньки, Билл повернул топор и резанул. И ощутил, как поддается плоть. Он протащил лезвие вдоль огромного брюха.

Билла обдало горячим. На него тяжко плюхнулись кровь и комья потрохов. Стражник вздернулся, вскрикнул, забулькал, схватился за вываливающиеся веревки кишок. А потом свалился на Билла и очень шумно и грязно умер.

«Если подумать хорошенько, — подумал Билл, убирая мертвый — в буквальном смысле — груз с плеч, — это очень даже здорово, что Летти не видела».

Он выбрался из-под трупа, покрытый кровью и требухой, но ликующий. Затем Билл вытащил из-под тела топор. В сапогах чавкнуло.

Да, с топором в руках было спокойнее. Билл перевернул его, рассматривая. Хорошая штука. Спасла жизнь. Ей нужно дать имя. В легендах у геройского оружия всегда есть имя.

— Я назову тебя «Предчувствие неминуемой катастрофы», — сказал Билл пустой комнате.

Название показалось ему подходящим.

Вооружившись, Билл обратил внимание на дверь. Впрочем, быстро выяснилось, что это вовсе не дверь. Ни ручки, ни петель — просто заслон, прикрывающий дыру, в которую бросают мясо. Он нажал на рычаг, нижняя треть заслона поднялась, открыв желоб, скользкий от крови и жира.

Из дыры донеслись приглушенные звуки резни. Билл заглянул внутрь, но увидел только тусклое мерцание. Что внизу — не разглядеть. Все пахнет медью и дымом.

Да, картина, не предвещающая приятного будущего.

Однако там, внизу, Летти. И она ждет. И ждут все другие, связавшие свои жизни с его, Билла, планом. Хотя и вопреки совету не пользоваться этим планом. Несмотря на совет не пользоваться, Билл все же чувствовал себя ответственным.

Поморщившись, он протиснулся в дыру и заскользил во мрак.

Приземлился он тяжело. Под ногами звякнуло. Билл нагнулся, набрал пригоршню монет.

«Ну, теперь я богатый, — подумал он. — Теперь посмотрим, смогу ли я остаться богатым и живым хотя бы две минуты»

Он не был в этом уверен. Дым и отблески в пещере указывали на то, что попытка одурманить тварь оказалась не вполне успешной.

Несмотря на огонь неподалеку, света не хватало. Билл медленно пробирался вперед, а потом стукнулся носом о стену, предательски вставшую на пути. Билл отшатнулся, споткнулся обо что-то длинное — то ли скипетр, то ли жезл — и мысленно послал всех наблюдающих богов подальше. Затем Билл пополз на четвереньках, тыча вперед топором, чтобы проверить путь.

Он перелез скальный выступ, ушибив пальцы, одолел кучу золота — и замер, зажмурившись от внезапного света. Шум толпы стал отчетливее. Лязга стали о сталь больше не было слышно — но все еще кричали, стонали, рыдали.