— Что такое? — спросил стражник и задрал голову.

Впрочем, ногу с Билловой поясницы не убрал.

Вот же скотина!

— И на кой ляд его хреновы дружки вздумали открывать ворота?

Да, вопрос отличный и своевременный. Стражникам стоит поспешить и проверить, что там к чему. Билл сам бы озвучил эту идею, если бы мясистые ручищи не вдавили его лицом в грязь.

— Да какая нам, на хрен, разница! — сообщил Курр.

Увы — тот самый Курр, которому, к несчастью, Билл обварил лицо. Конечно, получилось до крайности нелепо. Если бы не оплошность канцелярии, никого бы не обварили и ничего бы не сгорело. Зачем драться? Можно же все объяснить!

К сожалению, Курра не интересовали объяснения и он не желал знать, насколько Билл сожалеет о случившемся. Курра интересовал лишь один вопрос: куда лучше пнуть пленника стальным носком сапога.

Курр попробовал новое место. Очень успешно.

Билл забулькал грязью от боли.

— Если Мантракс хочет полетать, пусть его, — сказал кто-то, держащий ноги Билла. — У нас есть час, прежде чем он вернется и сожрет кого-нибудь.

Еще пинок. По щекам Билла покатились слезы.

— Проблема в том, что Мантракс не летает по ночам, — заметил первый стражник. — Этот ублюдок дрыхнет как пень.

— Правда, — подтвердил кто-то.

Новый пинок.

— Да какая нам, на хрен, разница? — повторил Курр.

Билл уже понял: Курр был человеком целеустремленным, но односторонним.

— Ну, я думаю, что, пока мы здесь, с этим лазутчиком… — начал первый стражник.

— Сукиным сыном, — перебил Курр, отвешивая новый пинок.

Билл попытался скорчиться. Безуспешно.

— Да, сукиным сыном. Но ведь он сукин сын, который лазутчик, — сказал первый стражник.

— И что? — спросил стражник, державший голову Билла.

— Ну, кажется, что, пока мы здесь с лазутчиком…

— Сукиным сыном.

— Который лазутчик.

— Серьезно, да скажи уже, в чем дело!

Билл согласился всей душой.

— Ну да, так, пока мы здесь с лазутчиком…

— Ты уже говорил это.

— Мать твою, я знаю, что я уже повторил три раза, но каждый раз, когда я заговариваю, ты, мать твою, на хрен, перебиваешь, потому что хочешь узнать больше, но если ты, мать твою, заткнешь хавальник, тогда, мать твою, и узнаешь больше! Например, как вытирать свою обосранную задницу, ты, паршивый мудак! — выдал первый стражник.

На мгновение повисла тишина.

— Чего он так? — пробормотал стражник, державший голову Билла.

— Так вон, у нас сукин сын, который лазутчик. А мы все знаем, что Мантракс крепко спит каждую ночь.

Первый стражник сделал драматическую паузу, во время которой Курр отвесил еще один пинок.

— Так вот, зазвенела тревога. Значит, ворота открылись!

Снова долгая пауза. Билл сжался, ожидая пинка.

— Ох, дерьмо! — выговорил наконец Курр.

— Вонючее, — поддакнул стражник, державший голову, и разжал пальцы.

Билл выплюнул грязь, закашлялся и захрипел.

Его поле зрения заполнил Курр.

— Ты, урод, с кем притащился сюда? Ну, говори!

— Мать его, на это нет времени! — заорал первый стражник, хватая Курра за плечо. — Он лежит связанный. Пошли к воротам, прикончим тех, кто нам испортил вечерний отдых, а потом вернемся и кончим этого. Никуда он не денется.

Курр раздраженно скривился. Затем он плюнул Биллу в лицо и встал.

— Только попробуй двинуться! Прикончу!

Биллу угроза не показалась разумной. Если не двигаться, то останешься именно там, где Курр уж точно найдет и прикончит.

Трое мучителей умчались прочь, мимо пронеслось еще несколько пар сапог. Все бежали к драконовым воротам.

Билл подумал, что их, скорее всего, открыла Летти. Ведь она не знала про сигнализацию. Ведь Билл не рассказал. Хотя, честно говоря, он не знал и сам. Фиркин про нее никогда не говорил. Но ведь можно было догадаться! Пошевелить мозгами и сделать выводы.

Глупец! Рохля!

К счастью, Билл недолго занимался самокопанием. В голову скоро пришла здравая мысль, гласящая, что полезнее не причитать, а встать, сбежать и попытаться спасти Летти от стражи.

С другой стороны, ребра очень веско убеждали, что лучше свернуться калачиком и поплакать. А еще трусливо лезла мыслишка о том, что стражи много, а Билл один.

Но Билл послал ее ко всему пантеону.

Процесс перехода в сидячее состояние был долог, мучителен и перемежался ругательствами, каких, наверное, устыдился бы и Фиркин.

Подняться на ноги со связанными руками оказалось еще тяжелее и больнее. А каждый шаг стал пыткой. От боли перехватывало дух. Перед глазами все плыло.

Летти. Нужно обязательно попасть к ней. Хотя непонятно зачем. Чем он сможет помочь профессиональной наемнице?

Проклятье, да это не важно. Надо, и все. Нельзя же бросать Летти на погибель!

И пусть тут не геройская битва за дом и честь, а грабеж — однако же нельзя удирать из драки, подставляя друзей под удары.

Ну не болван ли ты, фермер Билл?

Боги, удары! При мысли о них холодеет нутро. Может, назавтра будешь писать кровью с такими-то делами. Но Билл поборол себя и поковылял дальше.

Постепенно в его голове сложился план. За освещенным факелами входом в зал Билл бросился искать острое и обнаружил его в виде топора, забытого на оружейной стойке у стены. Билл осторожно придвинулся к нему спиной и пододвинул связанные запястья к лезвию.

Минуту спустя, прекратив разминать онемевшие кисти, он сунул подушечку большого пальца к лезвию — и убедился, что оно гораздо острее меча, отобранного мучителями. Билл поднял топор, покачал в руке. Затем кивнул. Конечно, не то, что старый отцов колун, но рубить уж точно способен и легкий — можно крутить одной рукой.

Вооружившись, Билл ступил в спиральный коридор и двинулся вниз.

Чуда стояла, разинув рот. Она никогда в жизни не видела ничего подобного.

— О вислые сиськи Вруны! — выдохнула Летти. — Навидалась я золота за свою жизнь, но это…

Чуда обратила внимание и на золото. Да, немало. Монеты, короны, медальоны, ожерелья, броши, браслеты, скипетры, золотые рамы, серьги, изумруды, рубины, топазы, бриллианты, жемчуг…

Чуда равнодушно отвернулась и снова уставилась на НЕГО.

Мантракс — огромная извивчатая колонна мышц и чешуи — распростерся на груде сокровищ. Кожистые крылья свешивались, прикрывая злато. Голова — огромный острый клин. Ноздри такие широкие, что можно просунуть сжатую в кулак руку и притом не коснуться тонких волосков, растущих по стенкам. Каждый коготь на лапах — длиннее ее предплечья.