неловкость. Вечером второго дня, когда опера, как обычно, возвращались из своего кабинета, Тамилла сама начала разговор. Шедшему рядом с Глебом Ивану вдруг потребовалось купить сигарет. К тому времени занимать очередь за Бурлаковым было некому. Дождавшись, когда закупятся два стоявших перед ним опера, Иван протянул деньги показавшейся в дверном проёме продавщице.

– Мне пачку «Винстона», пожалуйста. И вон того печенья, что в круглой упаковке.

Тома скрылась в ларьке и через несколько секунд снова появилась с товаром в руках.

– Возьми, только Глебу не давай, ему от моих продуктов плохо становится – не без иронии попросила она.

«Вот ведь какая, даже имя моё знает, хотя я и не назывался ей никогда!» – удивился Велиев. Слова женщины явно относились больше к нему, нежели к его товарищу и стоять букой и отмалчиваться он не стал. Ещё не решив, с чего начать разговор, майор приблизился к распахнутой двери и сказал первое, что пришло на ум:

– Можешь не волноваться, Тома, я не курю и надобности мне в сигаретах нет.

– Что, и сладкое не ешь тоже? – беззлобно рассмеялась Тамилла, обнажив ряд ровных, белых зубов.

Разговор завязался и уже через минуту перешёл к небезразличной обоим теме. Со слов женщины выходило, что никаких оскорблений в адрес русских военных она в день убийства следовавших на блок милиционеров не выкрикивала, а только заступилась за избиваемого деда, который попался под горячую руку рванувших к комендатуре мужиков.

– Я закричала тогда: «Прекратите, что вы делаете! Разве вы нелюди какие, зачем старого человека трогаете?» – рассказывала продавщица дрожавшим от волнения голосом – А потом ты пришёл… Знаешь, как мне обидно было? От тебя выслушала, а потом ещё с крыши ваши весь вечер маты на меня кричали. Я потом весь следующий день в себя приходила. И за что всё это, что я сделала такого?

Велиев слушал молча, но принимать на веру слова чеченцев он никогда не торопился. Конечно, ситуация могла сложиться именно так, как сейчас преподносила её Тамилла, а могло быть всё совершенно иначе. Внимательно выслушав её, опер остановил взгляд на зелёных глазах, заблестевших от обидных воспоминаний и спросил:

– А правда то, что твой муж боевиком был?

– Кто тебе такое сказал! – возмутилась та и с усилившимся вдруг акцентом протянула – Наговорят ведь люди…

– Ты же и говорила кому-то из наших – усмехнулся Глеб и тут же услышал то, что всегда говорят чеченцы, когда вынуждены рассказывать военным об отправившихся к праотцам своих родственниках.

На этот раз оказалось, что муж Тамиллы несколько лет назад попал в аварию и тут же погиб, а что до боевиков, то не только среди ближних, но и дальних её родственников таковых нет и никогда не было. Слушая её, Велиев опустил голову и усмехнулся, но высказывать свои сомнения не стал. Как бы там ни было, но от остальных своих односельчан Тамилла выгодно отличалась интеллектом и живостью ума, что в совокупности с её эмоциональным характером придавало ей привлекательности и вызывало желание продолжать разговор ещё и ещё. Но тут вмешался молчаливо топтавшийся рядом Иван.

– Пошли отсюда, – проговорил он – Хватит трепаться.

И, видя явную неохоту товарища следовать его предложению, поторопил:

– Пойдём Глеб, а то вон ещё покупатели подходят, всю торговлю ей перебьёшь!

В тот же вечер Велиев нашёл очевидцев произошедшего два дня назад конфликта у ларька. Оказалось, что чеченка не врала: она действительно вступилась за повстречавшегося милиционерам деда. Разумеется, бить его никто не думал: мужики спешили выразить свой протест подвозимым к комендатуре чеченцам, и так и не успевший избежать столкновения дед был сбит с ног, что и вызвало возмущение наблюдавшей эту картину Тамиллы. Услышанного было достаточно для того, чтобы Глеб испытал полное разочарование в своём имевшем место два дня назад поступке. Злость на Чернова и вторивших ему горлопанов прошла, уступив место лишь досаде на поспешность в своих решениях, но и это чувство вскоре отодвинулось в сторону. Куда сложнее было с другим, доселе не заявлявшем о себе в полной мере, которое теперь, после выяснения всех обстоятельств, всецело овладело всеми мыслями Глеба – осознание своей неправоты и стыд перед обиженной им продавщицей. Есть не хотелось и ужин он пропустил. Плюхнувшись на заправленную койку, майор свыше часа молча пролежал на ней, пока не был вынужден отвлечься от тяжёлых мыслей в связи с приходом Середы. Саша остановился между двухъярусными нагромождениями и, оперевшись рукой о дужку кровати так, что она слегка покачнулась, склонил озабоченное лицо.

– Ну что, не торопится он вызывать нас что-то.

– Не торопится – согласился опер, поднимаясь с кровати.

Оговорённые ранее два дня прошли и появился повод напомнить о себе самим, чем милиционеры после короткой беседы и решили воспользоваться. Через несколько минут они стояли перед начальником всё с тем же предложением, причём ограничились всего несколькими фразами. Высказав их, Глеб с Александром замолчали, в ожидании уперев взгляды в нахмурившегося начальника. Тот с ответом не торопился. Опустив голову, он прошёл несколько шагов по кабинету и решительно повернулся к своим подчинённым:

– Пойти конечно можно. Продумали вы всё хорошо, да и наказать боевиков этих надо. Но ведь если удастся с засадой этой, то чеченцы тоже сложа руки сидеть не будут: сразу же за расспросы примутся – исполнителей искать будут. Вы уверены, что наши же вас не выдадут?

Оба прибывших в кабинет милиционера переглянулись и потупили взоры. Глядя на них, полковник невесело усмехнулся.

– Вы подумайте ещё. Надумаете – подходите.

Оказавшись в коридоре, Велиев и Середа молча спустились на первый этаж и вышли на улицу. Здесь только они приступили к обсуждению услышанного. Нет, никто из них и раньше не помышлял о гласности своих действий при уничтожении бандитов и прозвучавший сейчас вопрос начальника заставил их взглянуть на ситуацию несколько с иной стороны. Совещались они недолго, каких-то пару минут. Определившись в решении, оба разошлись. Ни в тот, ни в другие дни, начальника отдела с подобными предложениями больше никто не беспокоил.

Глава 11

Через день после смены с очередного дежурства в группе, Глеб на некоторое время прервал свой прежний образ жизни. Нет, он не напился до скотского состояния, но всё же по своей мерке выпил достаточно, впрочем, как фактически и весь личный состав уголовного розыска и участковых. Тем более, что повод был основательный: оба отделения отмечали День рождения его товарища – Бурлакова Ивана. При всеобщих восхищённых возгласах, юбиляр выставил на стол коробку с тортом, что окончательно придало застолью подобающий вид.

– Ты смотри, торт-то не магазинный вовсе, – воскликнул Пантелеенко – свежий совсем!

– Домашний, – похвастался Иван, не в силах скрыть довольную улыбку – Тома испекла. Я с ней заранее договорился, вот и не подвела она.

Начались поздравления и сразу же послышался стук кружек. Тосты звучали один за другим, и времени для закусывания почти не оставалось. Через час принялись за песни. По устоявшейся традиции, пели в основном народные, но репертуар, как всегда, получался небольшой: присоединить свой голос к общему хору голосов стремился каждый, но вспомнить получалось только наиболее известные песни, из тех, что постоянно на слуху. Естественно, что ни о каком услаждающем слух звучании от изрядно подвыпивших исполнителей не могло быть и речи, но собравшихся увлекал сам процесс.

Празднование затянулось до полуночи. К тому времени большинство людей