– Илья Юрьевич, взгляните на свой экран.

Голова на экране повернулась, глаза посмотрели мне прямо влицо. Брови поползли вверх, он посмотрел в сторону, потом снова на меня. Губыраздвинулись в широкой усмешке:

– Гляди… Получается!

– Но мы можем смотреть друг на друга и без экранов, –отомстил я за зеркало. – Берите свой комп… Нет, простите, сидите, а явозьму свой и выйду в другую комнату.

Любопытствующий Сергей потащился за мной, хоть какаяразница, в чей комп смотреть. А может, присматривает, чтобы ничего не сперв комнате их отсутствующей секретарши.

Из соседней комнаты мы видели друг друга и переговаривалисьтак же устойчиво. Я вышел во двор, комп нес на вытянутых, руки устали, ноКонон мог убедиться, что общаться можно даже так. Из встроенных динамиковдонесся восхищенный голос:

– Никогда бы не подумал!.. Это же какие-то звездные войны.А из машины тоже будет брать?

– Хоть из звездолета, – ответил я как можно спокойнее,хотя в душе ликовало. – Ну как?

– Круто, – сказал он. – Клево, как вы всеговорите, придурки длинноволосые…

Я возразил:

– Это наши родители были длинноволосыми. А вы?

– Я их стриг, – сообщил он злорадно. –Насильно. Мы ловили этих гадов, затаскивали в подворотню, стригли патлы! Да ещеи по сопатке, если пикали.

Я сказал с уважением:

– Так вы человек идейный… А я думал, что за долларудавитесь.

Он шутку не принял, хоть и понял, не дурак, отмахнулся:

– Раньше, в самом деле, был идейный. А сейчас и не знаюдаже какой. Но хочу жить красиво, понимаешь?

Я молча кивнул. Наше «красиво» в данном случаесовпадает: у меня оно тоже ассоциируется с мощными и в то же время портативнымилегкими компами, беспроводной связью, асфальтом без выбоин, очищенным бензиноми частотой не меньше чем в гигабайт.

– До свидания, Илья Юрьевич, – сказал я. – Хоть разуйду вовремя!

Он удивился:

– А разве кто-то держал? У нас сверхурочные непрактикуются.

– Еще б не держали! – ответил я сердито. –В полночь домой приползаю!

– Кто держал? Скажи, я его расстреляю сегодня же вечером.Сперва, правда, рукопожатие перед строем…

– Компы держали, – ответил я еще сердитее. – Ктоже еще?

Внизу в холле меня бочком догнал Гриць. Тайком, шепотом иворовато оглядываясь по сторонам, спросил, как можно побыстрее прокачатьварвара до тридцатого уровня, чтобы получить доступ к адамантовому мечу.

По дороге к воротам я рассказывал все тонкости, все трюки,указал секретные комнаты, где можно надыбать что-то ценное. Головаосчастливленного Гриця пухла на глазах. Взмолился, огрызком карандаша записалпару особо трудных мест, провожал меня чуть ли не до остановки, а унессяобратно едва ли не кувырками, как во всех фильмах передвигаются такие вотнакачанные спецназовцы. А с мечом так ему бы вовсе цены не было: Ланселот,Тристан, Галахад, Антара, Добрыня…

Он – да, понятно, но почему я, человек третьеготысячелетия, у которого самый навороченный комп… Со стороны леса свежий ветерокдонес чистый свежий запах листьев и хвои, я глубоко вдохнул, конь подо мнойпризывно заржал. Под тонкой кожей перекатываются его могучие мускулы… впрочем,у меня мышцы не мельче, а длинный меч за моими широченными плечами могутподнять только мои мускулистые руки. Широкие браслеты из черной бронзыохватывают мои запястья и мои предплечья…

Снова я сражаюсь и строю свой мир в некоем феодализьме, гдене то что Интернета, еще даже порох не придумали. Наверное, потому, чтобудущее – оно еще может быть и опасным, а вот феодальная Европа – этомир детства, где все знакомо вдоль и поперек, привычно, каждый камешек ирытвинку знаешь… Здесь я – феодал, король, сам издаю законы, сам иприменяю, а если закон меня не устраивает, тут же меняю на ходу. Да и какиезаконы, если я – вождь, а значит – моя воля и мое слово и естьзакон?.. Красота – полная и абсолютная свобода. А вот в будущем,понятно, никаких свобод. Чем человек выше поднимается по лестнице эволюции, темсвобод меньше, а ограничений больше. Так что в будущем – творчество,работа, в прошлом – оттяжка, кайф, расслабон…

Ветер свистел в ушах, трепал волосы, длинные искры вылеталииз-под копыт целыми снопами. Когда я с грохотом мчался через Великую Степь, замоей спиной высоко в небе как будто неслась огромная черная стая ворон. Это мойконь выбрасывал широкими копытами целые пласты земли вместе с ковылем,чертополохом, перекатиполем.

Узкая дверь распахнулась, я торопливо выскочил на темныйасфальт. Автобус, который лишь притормозил, тут же набрал скорость и погналдальше. Последний рейс…

Копыта стучали по асфальту сухо, негромко, сдержанно. Почерной проезжей части прополз версальский фонтан, сильные струи смывают грязьдаже с тротуара, пришлось спрятаться за дерево, ибо мужик за рулем даже неподумал уменьшить напор.

Я дернул повод, забыв, что конь понимает движения моегоколена, а то и мысли, сухой перестук копыт стал мягче, асфальт пошел черный,как космос, теплый, пахнущий нефтью.

Перед нашим домом спешно суетятся крупные оранжевые муравьи.Большой муравей-матка вывалил на асфальт темную экзотично пахнущую кучу, арабочие муравьи лопатами разравнивают, вбивают в щели. Огромная глыбамуравья-матки сдвинулась, мелкие отступили, широкие колеса примялисвежеуложенный асфальт, вернулись на место, и мелкие еще раз, уже окончательнобросили несколько лопат черного и феромоново пахнущего, заровняли.

Я въехал в подъезд, у нас ни кодовых замков, нидомофонов, ни консьержки, что значит – стены подъезда расписаны, почтовыеящики погнуты, два покороблены огнем, закопчены, но лифт все-таки лифт: дверираспахнулись, мы вошли, в кабине я повернулся в седле и едва отыскал нужнуюкнопку. К счастью, живу на семнадцатом, это самая верхняя, не надо лезтьконю под брюхо. С моими глыбами мышц могу не удержаться и соскользнуть,как по ледяной горке…

Через считаные секунды двери распахнулись уже на моейверхотуре. А в моем Зачарованном Королевстве мне приходится на свою башнюкороля-мага подниматься по винтовой лестнице. До-о-олго подниматься, да и тосамый верх равен разве что пятому этажу здешней хрущобы. Впрочем, в тех эпохах,когда двухэтажный дом – великая редкость, башня в пять этажей –небоскреб…

Отец открыл дверь, когда я рылся в карманах в поисках ключа.Зимой я обычно нахожу ключи за подкладкой в районе колена, у меня в каждомкармане по дырке…

В глазах своего родителя я прочел такую любовь и ласку,что неизвестно, почему стало стыдно. А я ведь тоже люблю своего отца… новсе-таки стыдно.

Из прихожей меня метнуло в комнату, проверил, не отрубилсяли модем, а потом вернулся и снял обувь. Еще пообщались с отцом, но он ужезевал, глаза слипались, через пару минут ушел, я слышал, как рухнул в ужеприготовленную постель. А у меня за это время в джезве началась плохоуправляемая реакция ядерного взрыва, пошла вверх коричневая шапка, вот-вотпревратится в знакомый гриб в верхних слоях атмосферы… если не успею вовремяснять с конфорки.