– Это нечестно! – возмутилась Нинель.

– В чем?

– Ты мне заговаривал зубы своим мафиози, я ухи развесила,такая вот доверчивая, а ты, а ты…

– На войне как на войне, – захохотал Аверьян.

– И ты, Брут? – сказала она горько.

– Дык сюрприз же! – возразил он и сновазахохотал. – А признайся, Андрий, ты придумал насчет мафиози?.. Вовсяком случае, сработало классно.

– Да не придумал, – возразил я. – Он в самом деле…Но я не сказал, что мафиози. Просто, когда собирается компашка миллионеров, тамуже не отличишь мафиози от немафиози. Они все владеют чем-то крупным, всеуклоняются от налогов, все грязную работу делают чужими руками. И вселюбезны, приветливы…

Аверьян кивал, смотрел на меня, а в это время из динамиковраздались крики, ржание коней, лязг оружия. Оказывается, пока мы упивалисьблизкой победой, Нинель пустила свою легкую конницу в обход, зашла с тойстороны, откуда не ждали, это для них самоубийство, и сейчас ее конники яростноразрушают наши города и убивают беззащитных крестьян.

Я спешно повернул обратно свои победно наступающиевойска. Аверьян тоже кричал и ругался. У нас армия впятеро больше,экономическая мощь безмерна, технический уровень тоже выше, но нашим армиямснова переть через всю карту в свои земли, а всадники Нинель, хоть ислабенькие, хоть и неабгрейденные, успеют разрушить обе наши столицы и перебитьпростой народ. А это значит, что хоть мы и перебьем их с легкостью, нобудем лишены возможности нанимать новых рабочих, рекрутировать в армию,добывать золото, железо, камень, рубить лес, ловить рыбу…

Нинель злобно хохотала. Игра чуть выровнялась: у наспо-прежнему армия впятеро сильнее, золотые запасы еще на две такие же армии, нозато Нинель спешно строит крепостную стену, расставляет по ней слабенькие покакатапульты, лучников, а в ее тылу в это время роют, копают, изобретают порох,создают первые пушки.

Аверьян рычал от злости. Попасться так просто! Достаточнобыло оставить небольшой отряд стрелков или поставить крепостную стену. Но всеравно надо вернуться, иначе…

Мои войска прошли обратно не больше трех верст, я развернулих снова в сторону владений Нинель. Аверьян легкую конницу раздавит сам, а мояжелезная армия двинулась на укрепления Нинель в одиночку. Я видел, как онапосерьезнела. Здесь все зависит от того, выдержат ли стены ее крепостей и покачто слабенькие войска первый удар моей профессиональной и хорошо обученнойармии. А дальше – за ее спиной богатая людьми и ресурсами Сибирь, аза моей – опустошенная и разоренная Германия…

Аверьян, ослепленный злостью, не сообразил, что на конницуНинель мог бы отрядить десятую часть своей исполинской армии, остальное бысюда, сюда, я скрипел зубами, но помалкивал, неэтично, мы ж вроде бы каждый засебя. Если Нинель продержится полчаса, то к ней из тыла за это время будутподходить сперва мелкие отряды наспех обученных и вооруженных чем попалокрестьян, а потом придет черед и тяжеловооруженной панцирной конницы, хорошейартиллерии, латников, а у меня… у меня только то, что есть.

В прихожей негромко хлопнула дверь. Донеслись голосаотца и Валериана Васильевича. Отец мой входит деликатно, как thief восьмоголэвела, что даст сто очков любому ниндзюке. Эта вкрадчивость от врожденнойделикатности, он и меня приучал, чтобы я не шумел, а в стакане ложечкой небрякал – неприлично. Что-то было еще, но я запомнил только насчет брякаложечки.

Если у нас в выходные рубиловка в «Хмельницкого» по локалкеили в «Аттилу» по Интернету, так же точно у них брехаловка на вечные темы: мол,ах как велик Марчелло Паганини и Бекассо Пикассо, а вот Тарантино тоже велик,но не так велик, ибо плебей, плебей… Во время таких брехаловок из комнаты отцавалят желтые запахи добротного и ядренистого нафталина.

Валериан Васильевич заглянул и к нам, поздоровался, победновскинул над головой видеокассету:

– «Титаник»!.. Вчера получил всех Оскаров в Каннах, асегодня вот он, шедевр!.. В моих дрожащих от жадности руках. Желающиенасладиться – в очередь!

И, не дожидаясь ответа, жизнерадостно захохотал, удалился сотцом на кухню. Кофе они пьют, как и мы, люди, но вот ценности у них какие-тостранноватые: кино, фотоальбомы, репродукции картин древних художников, когдане только жили без цифровых фотоаппаратов, но и рисовать, если честно, не умелитолком.

От компа, где пыхтел Аверьян, донесся вздох. Мелькнулакрупная белая рука, отер пот, послышался молящий голос:

– Давайте на паузу, а?..

– Опять есть захотел? – поинтересовалась кровожаднаяНинель. – Сколько в тебя влезает…

– Да я не есть, – робко сказал Аверьян. – Хотьводицы из холодильника… Ну, а от бутербродика я просто не стану уж очень сильноотбиваться…

Приоткрылась дверь, отец сунул голову и, поймав мой взгляд,с таинственным видом мигнул. Я вытаращил глаза – что за парижскиетайны, но отец качнул головой, приглашая выйти. Нинель кивнула, соглашаясь напаузу, тоже придумает что-то хитрое, зараза, я кивнул отцу, мол, щас иду, нестал передоверять свое королевство министрам и советникам… разворуют казну замое отсутствие, гады, запаузил и вышел в прихожую.

Отец сказал обвиняющим шепотом:

– Ты что-то совсем скрытный стал!

– Я?

– Ну да. Звонил Денис, спрашивал адрес твоей Аськи. Говорит,ты без нее жить не можешь… А я думал, у тебя с Нинель серьезно.

Я едва не лопнул, стараясь удержать хохот, но онподнимался из меня, как прет из глубин еще не остывшей нашей планетыраскаленная магма, из-за чего всякие там вулканы и прочие материалы дляеженедельной «Катастрофы планеты».

– Я ему позвоню, – пообещал я. – Только ты,знаешь… Не говори Нинель, хорошо?..

– Нет, конечно!

– И Аверьяну не говори, – попросил я.

– Ладно-ладно… Эта Ася и с ним? Не скажу, будь уверен.

Я поспешно вернулся в комнату. Нинель и Аверьянсмотрели на меня вопросительно. Аверьян спросил:

– Вмажем по чашечке кофе?

– Если Нинель не против, – ответил я.

– Я не против, – сказала она. – Я ещекак не против! Я на многое ого-го как не против…

Не совсем прилично запираться в комнате, когда в квартирегости, но Валериан Васильевич не гость, а почти член семьи, но, с другойстороны, голод – не Бритни Спирс. Нинель отправилась на кухню с неплохой идейпорыться в холодильнике. Следом потащился голодный Аверьян.

Из отцовской комнаты донеслись звуки пианино. Аверьян подороге на кухню заглянул, благо дверь открыта, покачал головой:

– Круто!..

Отец оглянулся и, не переставая нажимать на клавиши, спросилчерез плечо довольно:

– Нравится?