— Если я понадоблюсь, то буду в архиве.

— Вот, — сказала я и положила пачку бумаг на ее стол. — Можете и это прочесть.

Такая перспектива ее, похоже, не вдохновила. Вероятно, она собиралась снова углубиться в папку с делом Белестрад.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я.

Субботы всегда были напряженными, а вчера у нее вдобавок был плохой день. Она поставила тарелку и кружку, раскинула руки, демонстрируя отсутствие трости, и слегка присела в реверансе.

— Прекрасно, надо полагать, — ответила она. — Не рецидив, а так, недоразумение.

Я улыбнулась.

— Хорошо. Но не засиживайтесь допоздна.

Она не удостоила мои нотации ответом. Сунула мой отчет под мышку, снова взяла тарелку с хлебом и кружку и направилась к лестнице. Я прислушивалась к ее медленным, осторожным шагам и безумному скрежету ножа по тарелке.

Кстати, запомните: Лилиан Пентикост первоклассный детектив, а это значит, что она первоклассно умеет лгать.

Нужно приглядывать, чтобы у нее не было больше таких «недоразумений».

Вскоре после этого я пошла к себе, легла и проглотила последний рассказ в последнем выпуске «Странных преступлений», а затем погасила свет.

Вместо того чтобы считать овец, я считала подозреваемых. Белестрад и ее помощник, Рэнди и Бекка, Харрисон Уоллес, Джон Мередит и любой из тысячи акционеров «Сталелитейной компании Коллинза», не говоря уже о персонажах, которые могли скрываться в темном прошлом Абигейл. На всякий случай я включила также Дору и Сэнфорда. И конечно, был еще призрак Алистера Коллинза.

Когда они перепрыгнули через забор моих размышлений в тринадцатый раз, я наконец заснула.

Миссис Кэмпбелл была единственным человеком под нашей крышей, кто был хотя бы немного религиозен, но мы с боссом все равно соблюдали предписание отдыхать по воскресеньям, даже в разгар расследования. Иначе мы бы проработали без передышки целый месяц, а это никому не принесет пользы, в особенности мисс Пентикост.

Я проспала до полудня, а потом заскочила к бруклинскому парикмахеру, который работал по воскресеньям и знал, как держать мои рыжие кудри в узде. После чего пошла в кинотеатр на «Веселое привидение», в надежде, что фильм о писателе-скептике и злополучном медиуме натолкнет меня на какие-нибудь мысли. Но мысли у меня крутились только вокруг Констанс Каммингс, невесты писателя, которой пришлось иметь дело с духом его покойной жены. К сожалению, ни одну из этих мыслей нельзя было применить к делу Коллинзов.

Домой я прибыла на закате и обнаружила босса потягивающей вино за столом в кабинете, где она листала газетные вырезки предыдущего месяца. Поскольку у нее не было для меня неотложных указаний, я поужинала у себя в комнате остатками грудинки. И включила радио, не желая пропустить последний эпизод «Тени»[10].

Зная, какое зло таится в людских сердцах, Ламонт Крэнстон раскрыл преступление за каких-то полчаса. Ведущий отключился, и я последовала его примеру.

Спустившись на следующее утро, я обнаружила на своем столе записку:

«Найди родных Абигейл Коллинз. Мы слишком мало знаем о ее жизни до прибытия в Нью-Йорк».

Я оценила веру мисс Пентикост в мои способности, поскольку поручение не содержало слова «попытайся». Мисс Пентикост желала получить предысторию Абигейл, и мне предстояло ее отыскать.

Я начала со звонка в резиденцию Коллинзов. После краткого препирательства Сэнфорд согласился перевести звонок в спальню Бекки. Через полминуты гудков она подняла трубку.

— Алло! — Голос звучал сонно и хрипло.

— Доброе утро, солнышко.

Она откашлялась и попыталась придать тону бодрости.

— Привет, Уилл. Я думала, что после того, как закончился наш вечер, никогда больше тебя не услышу.

— Насколько я помню, он закончился весьма приятно. Если ты про тот инцидент со школьным надзирателем, то я уже почти его забыла.

— Ты звонишь, чтобы назначить новое свидание? — спросила она.

— Как бы заманчиво это ни звучало, увы, я звоню по делу. Ты вроде бы упоминала, что твоя мать из глубинки штата Нью-Йорк. Но, кажется, не знаешь точно, из какого места.

Она немного помолчала.

— Она не любила говорить о своем детстве. Упоминала о каком-то Праттсвиле или Паттсвиле. Что-то вроде того, — неуверенно произнесла она. — Я это помню, потому что звучало похоже на ее девичью фамилию.

— Ты встречалась с кем-нибудь из ее родственников? — спросила я.

— Никогда. Ее родители умерли, когда она была подростком. Она была единственным ребенком и не поддерживала близких отношений с другими членами семьи.

Я на секунду задумалась, а потом спросила:

— А какова вероятность, что Пратт — ненастоящая ее фамилия?

— Почему ты вдруг об этом спросила?

— Девушка приезжает в Нью-Йорк в надежде откусить свой кусок пирога. Без семьи. Начинает с чистого листа. Не впервые кто-то в подобных обстоятельствах меняет не только жизнь, но и фамилию.

С тем же успехом я могла бы описывать себя, разница лишь в том, что я оказалась помощницей эксцентричного детектива, а не могущественного промышленника.

— Пратт — ее настоящая фамилия, насколько мне известно, — ответила Бекка. — В последние две недели нам пришлось просматривать ее личные документы, и везде указана фамилия Пратт.

Это ничего не доказывало. По собственному опыту я знала, как легко раздобыть фальшивое свидетельство о рождении.

— Если тебя не затруднит, не могла бы ты пролистать ее фотоальбомы? — попросила я. — Дай знать, если наткнешься на кого-то, похожего на родственника.

— Сомневаюсь в этом. Мама не была сентиментальной. А зачем тебе знать о ее семье?

— В любом расследовании хорошо знать о покойном все, — объяснила я и зачитала образец с данными, которые мы собираем на семью любой жертвы. — Никогда не знаешь, что может пригодиться.

На пару секунд возникла неловкая пауза, а потом Бекка заговорила:

— Так как насчет нашей встречи?…

Я уже собиралась отказаться под благовидным предлогом. Одно дело разок сходить потанцевать, но два свидания — это уже кое-что. А потом я вспомнила афиши, расклеенные в метро в тот вечер.

— Что ты делаешь в пятницу? — спросила я.

— Все, что пожелаешь.

Я прямо-таки ощутила на линии намек, ради которого изобрели кодекс Хейса[11].