И хотя теперь постоянно при нём находился доктор, он не стал ничего говорить ему и молча удалился из столовой комнаты, ушёл к себе в спальную. Там он лёг в постель, попросил начальника королевской спальни Тривана накрыть тёплым одеялом, полагая, что согреется и озноб пройдёт.

Его укрыли одним одеялом… Лучше не стало. Тогда его укрыли ещё двумя одеялами.

– Ваше величество, у вас что-то случилось с желудком, – спокойным ровным голосом сказал доктор, стараясь не вызвать панику у короля, в последнее время особенно мнительного.

Через час у короля началась дизентерия. За три дня она свела его в могилу. Это случилось 13 августа этого же, 526 года.

* * *

Саркофаг с телом короля Теодориха был установлен в большой палате дворца для прощания с ним. И весь день шли чиновники, графы, сайоны, префекты, командующие «тысячниками»…

Амалазунта и её семилетний сын Аталарих принимали соболезнования от них… Пришёл сайон Гунтер, затем Алиульф. За ними пришёл Тулуин, ближайший советник короля в мирных и военных делах.

Вокруг королевы-регентши собрались её придворные дамы, жёны знатных остготов.

А вот пришла проститься с королём Теодорихом целая группа полководцев-военачальников, когда-то товарищей по походам ещё на Балканах и в той же Паннонии. Они выстроились перед саркофагом: Питца, Ибба, Аринер, Бедеульф… Вот, запыхавшись, торопится присоединиться к ним Тэвдис, оруженосец короля, а сейчас и его внука Аталариха.

Тэвдис, поклонившись усопшему королю, подошёл к Амалазунте, сказал ей несколько соболезнующих слов.

– Тэвдис, Тэвдис! – тихо прошелестели её губы о самом верном человеке короля и их семейства…

В конце этого тяжёлого дня, с переживаниями и приходом знатных остготов проститься с королём, в зал вошли гвардейцы личной гвардии Теодориха. Торжественно, тихо и медленно подняли они саркофаг на плечи, вынесли его из дворца и установили на королевской повозке, запряжённой конной упряжкой.

Вокруг дворца стояла огромная толпа, склонив головы в прощальной скорби…

Повозка с саркофагом тронулась. За ней пошла рота гвардейцев, затем родные короля и близкие ему придворные… Дальше же все, кто приходил проститься со своим королём…

Процессия прошла через весь город, вышла за городские ворота к мавзолею Теодориха.

Сняв саркофаг с повозки, гвардейцы снова подняли его на плечи, внесли по лестнице на второй этаж мавзолея, где уже были раскрыты двери, и установили на мраморном постаменте, посередине усыпальницы.

* * *

На следующий же день Амалазунта принимала приближённых ко двору остготов в зале заседаний, где их обычно собирал Теодорих. Сейчас же рядом с ней сидел на троне её сын Аталарих. И она говорила от его имени, как королева-регентша.

Она объявила собравшимся, что дела королевства будут вестись так, как велись при её отце, короле Теодорихе.

– И вам не стоит ни о чём беспокоиться! Изменений не будет! Надеюсь на вашу помощь и отзывчивость!.. И на исполнение своих государственных обязанностей, как и прежде!..

На этом она завершила свой первый день регентства.

Вскоре после похорон короля объявился в Равенне Теодат.

Амалазунта не видела его на похоронах и поняла, что он затаил на усопшего короля и на неё ненависть за то, что король не включил его в число преемников трона.

«И будет мстить!» – мелькнуло у неё, хорошо знавшей своего двоюродного братца.

Теодат же, развязно и громко говоря, стал ходить по дворцу, присматривая, можно ли чем-нибудь поживиться.

– Я хочу получить от тебя, регентша, наследство своей матери, Амалафриды!..

Амалазунта не стала возражать. Это было его законное право. Старшее поколение ушло из этого мира. И теперь можно было делить наследство.

Чтобы расположить его к себе или отвязаться поскорее, она сказала, что прибавит к землям его матери ещё королевское пожалование от Аталариха, своего сына.

Получив документы на земли, о которых шла речь, Теодат, довольный, укатил к себе в имение в Тусции.

Амалазунта облегчённо вздохнула. Хотя бы временно её двоюродный братец не появится снова.

* * *

Огромный флот в тысячу дромондов, готовый к действию, набраны матросы, всем полководцам были разосланы приказы готовиться к войне. Все последние месяцы своей жизни Теодориха были направлены только на это.

И вот теперь приходится всё это отменять, просить мира у Византии, у императора Юстина.

И Амалазунта понимала как регентша, что ни она, ни её сын не способны вести войну.

– Ваше величество! – обратилась она к сыну, вызвав к себе в кабинет, который раньше был кабинетом Теодориха. – Вы не будете возражать, если я буду писать императору Юстину письма от вашего имени?

С малых лет она называла сына «Ваше величество», чтобы приучить к такому обращению.

– Нет, не возражаю, ваше королевское величество!..

И от имени Аталариха она написала Юстину немедленно письмо, в нём каждое слово было пропитано горячим желанием сохранить мир любой ценой:

– «Я мог бы справедливо порицаться, если бы я искал в лестной манере Вашего мира, который мои родители, как известно, очень хотели. Фиолетовый разряд наших предков не делает нас настолько известными, ни делает и королевский трон! Поднимает нас так только Ваше могущество… Ненависть должна быть похоронена, а ярость погибнуть!.. Мой отец Евтарих был принят Вами! Вы знаете его, поэтому я ищу мир не как чужой, а как хороший родственник… Позвольте жить в мире нашему королевству, обязанному Вам во всём изяществе!.. В конце письма сообщаю, что направил послов к Вам, чтобы заключить договор дружбы, подобный старому договору, который Ваши предшественники заключили с нашим дедушкой!.. Ещё я прошу молитвы у епископа Виктория, чтобы король Небес простил нам грехи наши…»

Война висела в воздухе. «Ненависть» и «ярость» в письме отражали напряжённую атмосферу прошлых двух лет правления Теодориха.

Ей же, регентше Амалазунте, срочно был нужен мир. Специальная миссия состояла в том, чтобы отправиться в Константинополь, устранить разногласия и установить мир.

Глава 10. Юстиниан I

В Константинополе понимали, что неудача с усыновлением Хозрова обязательно подтолкнёт Кавада на овладение Лазикой. Но и знали, что он пока не мог это сделать из-за новых осложнений с другой кавказской страной, Иберией.

– Эти страны чрезвычайно важны для Персии, – заявил Прокл как-то на совете у василевса. – Несмотря на то, что они ничего не производят и не выращивают!..

– Но они также жизненно важны и для Византии! – заметил на это Юстиниан.

Полная сила двух борющихся империй, Персии и Византии, была сконцентрирована на Кавказе, в Лазике и Иберии.

Персидский шах рассматривал Лазику просто как защиту от варваров, живущих на Кавказе. Кроме того, Персидская империя была бы навсегда свободна от грабежа