Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, у нее выходной.
Антонина повторила это дважды. И расправила складочки очередного нелепого цветастого платьица, которое так хорошо вписывалось в образ. Подкрасила губы бледною помадой, пощипала щечки, отметив, что пора худеть, потому как милая пухлость весьма скоро грозит перерасти в отчетливую полноту. И вышла.
Тихо.
Чудесно. Все-таки в следующий раз нужно будет озаботиться квартирой отдельной. Хотя… ладно, она потом подумает.
В коридоре еще витал запах котлет и кислой капусты, которую сестры повадились жарить, отчего запах обретал на редкость мерзостные ноты. Хорошо, что сегодня хотя бы без сала. Запах жареного сала был для Антонины вовсе невыносим.
– Все уже позавтракали, – раздалось за спиной.
И Антонина мысленно выругалась.
– Да?в – Тонечка же обернулась и одарила Розочку улыбкой. – А я проспала!
Девочка склонила голову набок. Взгляд ее заставлял чувствовать себя… неправильно, так, словно образ, такой родной, привычный, вот-вот треснет и слезет старою шкурой.
– А ты почему не в садике? – поинтересовалась она, не позволяя этому маленькому чудовищу разрушить плод ее многолетних усилий.
– Маме еще выходной дали. И мы остались.
– Мило.
Антонина прикусила язык, чтобы не сказать пару слов, которые окончательно сбили бы с настроения. Дома… а она рассчитывала, что сегодня ей повезет.
Но ничего.
Так даже лучше. Тонечка все одно посылку относить собиралась. Заодно и прогуляется, посидит в кафе, прихватив с собой пару пирожных для поддержания образа.
– А мама твоя где?
– Спит. Она устала, – сказав это, Розочка повернулась спиной, всем видом своим демонстрируя, что разговор окончен.
Тварь мелкая.
Из дома Антонина выскользнула, и уже в подъезде, сбегая по высокой лестнице, которая еще сохранила остатки былой роскоши, почти вернула душевное равновесие. Оказавшись на улице, она закружилась, засмеялась, сама не понимая, кто больше рад – Тонечка или Антонина.
Солнце.
Свобода. И скоро, совсем скоро…
– Простите, – пролепетала Тонечка, врезавшись в человека, которого еще мгновенье тому – Антонина готова была в том поклясться – здесь не было. – Я нечаянно.
– Это вы меня простите, задумался… – незнакомый вихрастый парень наклонился, чтобы поднять книгу. И Тонечка тоже наклонилась. И засмеялась, когда столкнулась с этим вот неловким лбом.
И сама-то она была неловкой.
– Тонечка, – сказала она, протянув руку. И ее приняли, пожали аккуратно.
– Алексей.
Молод.
И хорош собой той правильною сдержанной красотой, которую не могла не оценить Тонечка. Одет просто. И образ… отличник и комсомолец. Очки вот. Книга. Значок на груди. Чист и опрятен. Взгляд ясный, только вот мерещится в нем что-то такое, донельзя знакомое.
– Вы здесь живете? – он заговорил первым, и мягкий этот голос упрочил Антонину в ее убеждении, что появился этот тип здесь не просто так.
– Живу, – сказала Тонечка, хлопнув ресницами.
И зарозовела.
– А вы…
– А я из библиотеки, – он указал на первый этаж. – Взял вот…
Учебник «Высшей математики» внушал уважение, что названием, что размерами. И Тонечка тотчас восхитилась. А потом приняла уже его восхищение.
Разговор завязался сам собою…
…и Тонечка согласилась, чтобы ее проводили, а вот от приглашения в кино отказалась. Она замужем. Почти. То есть жених имеется, а потому ходить в кино она может только с ним. Правда, он очень занятой человек…
Тонечка была мила.
Пустоголова.
Но от нового знакомца отделалась. Правда, Антонина почему-то знала, что ненадолго. Сегодня или завтра он вернется и проявит большую настойчивость. Вопрос лишь, кто его послал?
Что ж, Антонина знала, кому задать вопросы.
А пока…
Она добралась до парка и даже позволила Тонечке понаблюдать за каруселью. Прогулялась по дорожкам. Выбралась через старую тропу, которой пользовались лишь местные, и, оказавшись на остановке, дождалась третьего троллейбуса.
А дальше просто.
До конечной.
И обратно.
Через поле, к частному сектору. Дорога была знакома, а потому Антонина позволила себе отвлечься, сосредоточившись на собственных ощущениях. И вынуждена была признать: уходить придется, возможно, раньше, чем она предполагала.
Плохо.
Нужный человечек уже ждал ее.
– Какие восхитительные у вас розы! – воскликнула Тонечка, между прочим, совершенно искренне. Розы были и вправду чудесными, Антонина и та залюбовалась.
Огромные кусты, уже тронутые осенью, расползлись по стене дома, укрывая его цветочным покрывалом.
Розы белые.
И алые, яркие, что знамя. Розы темно-красные, того бархатного редкого оттенка, который близок к черному. Розы кремовые и желтые, насыщенного колера.
В колючках их запутались запоздавшие осколки лета.
И гудели шмели. Вились над бутонами, заставляя их раскачиваться. Осеннее солнце вдруг плеснуло теплом, и Тонечка подумала, что не отказалась бы жить в таком вот месте.
Антонина же…
Промолчала.
Когда-нибудь и она осядет. Лет через пять, быть может, шесть, выбрав место тихое, может, сговорившись с какой-нибудь старухой, признающей в Антонине свою родственницу. А там и за домом дело не станет.
– Ах, доченька, – проскрипел старик в длинном жилете из собачьей шерсти. – Хороши-то, хороши, да только сил нет уж за ними приглядывать.
Старик отставил леечку и поднялся.
– Неужто помочь некому? – удивилась Тонечка.
Антонина же приметила соседку, высунувшую нос из-за забора.
– Увы… один я остался… – старик заковылял к калиточке. Шел он медленно, шаркающим шагом, опираясь на кривую сучковатую трость. – А ты…
– Подругу вот ищу. Она на Заречной живет, третий дом.
– Это Заречанская, – не выдержала соседка. – Поназывают…
Антонина с нею согласилась: донельзя странно было в одном городе иметь две улицы со столь похожими названиями.
– Заречанская? – Тонечкин голос звучал жалобно. – А Заречная?
– Это на другом конце города, – соседка, поняв, что одергивать ее не пытаются, высунулась из-за забора.
– О боги… – Томочка охнула. – Это же…
– Автобус ушел, – с непонятною мстительностью произнесла соседка. – Следующий в пятом часу будет. Но тут недалеченько, если через поле напрямки, а потом по леску…