Как только замолкли последние ноты, девушка рухнула на колени и отбросила назад волосы. Слегка приоткрыв губы, она обвела присутствующих тяжелым взглядом из-под полуприкрытых век. В такой позиции, должно быть, было легко как окончательно раздразнить сидевших ближе всего к сцене, так и проверить, сколько купюр успело нападать на пол во время выступления. Больше всего там оказалось десяток и двадцаток: отдельные доллары за такой танец бросать было бы просто неприлично, но до пятидесяти баксов девушка пока не дотягивала.

Джессика и Холлидей вернулись к барной стойке и заказали по бутылке пива.

Снаружи клуб «Таити» выглядел абсолютно потрепанно. Впрочем, как и большинство находившихся внутри него клиентов. Посетителям в среднем было куда больше, чем Холлидею, а вот большинство работниц оказалось даже моложе Джессики.

— Говоришь, ты здесь уже был? — спросила она. — Холостяцкая вечеринка?

— Да нет, — покачал головой Холлидей, — просто так. Мне тут просто нравится.

В «Таити» Джессика была впервые, но вообще в стриптиз-клубы заглядывала и раньше. Иногда это требовалось для расследования, иногда — чтобы показать напарникам, что она свой парень. Наконец, порой ей хотелось просто выпить бутылочку-другую, не рискуя стать объектом внимания какого-нибудь мужлана. Обычно такие рассматривали одинокую девушку за стойкой как своего рода приглашение. В подобном месте, впрочем, такого риска почти не было: кто станет приставать к ней, когда на сцене полно полуголых красоток? Ну и в туалет никогда не было очереди.

Зал наполнили звуки саксофона. По воздуху, словно шелк по обнаженной коже, заструился печальный голос Джорджа Майкла.

Помещение у клуба было небольшое и скудно освещенное. Холлидей посмотрел на Джессику, и она поняла, что совершенно не может прочесть выражение его лица. Он медленно осмотрел ее с ног до головы. В этот вечер на ней были тугие черные джинсы, белая сатиновая рубашка и обнажавшие выкрашенные в ярко-красный ногти черные сандалии.

Сам Холлидей был одет в темные брюки и синюю рубашку с закатанными рукавами. Джессика ощутила уже знакомый пряный запах его туалетной воды. Он сделал большой глоток пива и кивнул барменше — молодой симпатичной афроамериканке в облегающем топике и плотно сидевших брючках. Девушка ленивой походкой приблизилась к нему с другого конца барной стойки. Она покачивала бедрами и не отводила от него глаз.

— Что я могу вам предложить? — спросила она таким голосом, словно речь шла вовсе не о пиве.

Холлидей бросил на стойку десятку и фото Элеаноры Лавелль, выходившей из дверей «Таити».

— Знаете кого-нибудь, кто сможет рассказать мне об этой женщине? Она тут работала.

Барменша засунула купюру себе в вырез, а затем положила локти на прилавок и принялась разглядывать снимок.

— Красотка, но лица не припомню. Давно это было?

— Лет тридцать назад.

Девушка выпрямилась и с гортанным смехом бросила фото Холлидею в лицо:

— Тридцать лет назад, дорогуша, меня еще в планах не было.

— А кто-нибудь еще тут может ее знать?

— Хм-хм, ну уж точно никто из ребят. Дольше всего тут Бобби, вышибала, но это всего лет десять.

— Все равно спасибо, — Холлидей забрал фото.

— Впрочем, я знаю, кто мог бы вам помочь.

— Да? Кто же это?

Барменша уставилась на Холлидея, изогнув идеально очерченную бровь. Он вытащил из кошелька еще одну десятку, которая тут же исчезла за краем топика. Длинным красным ногтем девушка указала в сторону сидевшего неподалеку мужчины:

— Джонни Блю, приходит сюда уже целую вечность. Закажите ему чего-нибудь, и, если повезет, сможете немножко поболтать.

Она обернулась к висевшим на стене часам.

— Только поторопитесь, в полночь выходит Клио, его любимица.

— Джонни Блю? — переспросила Джессика. — Серьезно?

Барменша пожала плечами и одарила ее злым ледяным взглядом:

— По крайней мере, он на это откликается.

— Ну тогда налейте бедняжке Джонни что он там обычно пьет, да и нам еще по пивку. — Джессика указала на Холлидея: — Платит вот этот господин, раз уж он сегодня так щедр на траты.

Девушка вынула из холодильника две бутылки и открыла скотч — «Гленливет», односолодовый, восемнадцатилетней выдержки. Алкоголь здесь был ровесником большинству из находившихся в зале девушек. Барменша щедро плеснула в стакан двойную порцию и слегка разбавила его водой.

— Картой принимаете? — подмигнул Холлидей.

— Хоть как, лишь бы платили, — улыбнулась девушка.

Джонни Блю на вид было примерно столько же, сколько Хопперу или Эйсу Фриману, но выглядел он лучше, чем они оба вместе взятые. Это был хитролицый невысокий человек, похожий на боксера в легком весе (ну или хотя бы на бывшего любителя уличных потасовок). У него были серебристые волосы и такого же цвета густые усы; на шее блестела толстая золотая цепь, а на запястье сияли часы «Ролекс» — правда, было неясно, настоящие или поддельные. Джессика подумала, что, скорее всего, второе. На голубой рубашке крикливо выделялись фирменные нашивки, на кремовых туфлях — чересчур широкая окантовка. Если уж он приехал сюда на своей тачке, это, должно быть, была машина вроде «Мустанга» или «Понтиака».

Словом, Джонни Блю явно предпочитал ретро-стиль. Исключение он, судя по бешено вращающимся глазам, делал только для женщин.

Джессика и Холлидей уселись прямо перед Джонни, загородив ему вид на извивающуюся на сцене блондинку.

— Не против, если мы присоединимся? — спросил Холлидей.

У Джонни на лице не дернулся ни один нерв.

— «Гленливет», — журналист придвинул поближе стакан с виски.

Джонни взял стакан, тщательно обнюхал его содержимое и удовлетворенно кивнул.

— Что вам нужно? — спросил он.

Холлидей вытащил из заднего кармана фото Элеаноры Лавелль и положил его на стол:

— Узнаете эту девушку?

— Вы копы?

— Нет, — сказал Холлидей.

— Частники?

— Да, — ответила Джессика.

Джонни Блю сделал небольшую паузу, но затем все-таки заговорил:

— Ага, узнаю. Она танцевала тут кучу лет назад, Элеанора как ее там… Фамилию не помню.

Холлидей и Джессика переглянулись.

— Не возражаете, если мы зададим пару вопросов насчет нее? — спросила девушка.

Джонни Блю снова взял стакан. Он сделал крошечный глоток, закрыл глаза, облизал губы и вздохнул с явным удовольствием.

— Этот уникальный вкус скотчу дарит древесина бочек, в которых его держат, — сказал он. — Американский и европейский дуб, знаете ли.

Он открыл глаза.