я должна была сказать. Но и он ведь не сказал ничего о том, что именно его так сильно задело!

Накинув на плечи пиджак, Никита вышел из комнаты и поспешил по лестнице вниз. Я поплелась за ним и была готова рвать на себе волосы. Я хотела догнать его, схватить за руку и… и что сказать? Я не отдам тебя никому? Мы же с самого начала об этом не договаривались. Я обещала, что не буду приставать с отношениями и отпущу его в любой момент.

— Никит, ты с чем блинчики будешь? — веселый голос моей опекунши прозвучал из кухни.

— Простите, теть Тань, мне… мне пора, — с натянутой улыбкой проговорил Ник, и даже не взглянув на меня, пулей вылетел за дверь.

Я стояла и смотрела, как он удаляется к своему дому, сложив руки и ссутулив плечи.

— Что-то случилось? — с тревогой тетя Таня вышла в коридор и обеспокоенно оглядела меня.

— Я, кажется, его очень сильно обидела, — прошептала я, чувствуя, как подступают слезы и щиплет глаза.

— О, — Данилова обняла меня и повела на кухню. — Уверена, что все наладится.

Я шла за ней, лишенная всяких эмоций, кроме злости на себя. Как я могла все испортить?

— Это же Никита, он же без ума от тебя! — тетя Таня щебетала у плиты, но я слушала ее в пол уха. — Видела бы ты со стороны, как этот парень на тебя смотрит! Ты для него… всё!

Я потерла лицо и села за стол, не чувствуя собственного тела.

— Я еще никогда не видела тебя такой! С ним ты словно расцвела.

— Как цветочек, — тихо хмыкнула я, давясь слезами, которые побежали по щекам. — Он просто друг, — я шмыгнула носом, — просто очень хороший друг.

Данилова смотрела на меня, по-матерински снисходительно и, умиляясь.

— И как часто ты себе это повторяешь? — она показала рукой на полку, заставленную ее же романами о любви. — Себя ты можешь обманывать сколько хочешь, но не меня. Через меня прошло слишком много историй о таких же, как вы, «просто друзьях».

У меня в груди защемило до боли, я обняла себя руками, боясь дышать.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что он тебя любит, дорогая. И очень, очень сильно!

Глава 15. Никита

Я услышал подозрительную возню на кухне еще с порога, но даже громкий гортанный рык Егора и вырвавшийся девичий вопль не остановили меня. Подавленный, измочаленный бессонной ночью и эмоциональными качелями, я зашел на кухню, не обращая внимания на брата и Леру, отчаянно занимающихся сексом на столешнице. Они были слишком увлечены друг другом и не замечали меня, даже когда я шатался по кухне, разыскивая хлопья и молоко. Только когда дверь холодильника громко хлопнула (клянусь, я сделал это не нарочно!), Егор отпрянул от своей девушки, заорав:

— Чувак! — он поспешно надел штаны и помог Лере накинуть что-то типа рубашки. Я, в принципе, и так ничего такого не видел и не подсматривал, хорошо, что не страдаю этой вуайеристической фигней. — Ты сдурел?! Чо крадешься, как призрак?!

Лера соскочила на ноги и стыдливо заправила волосы за уши, покрываясь красными пятнами. Всего на мгновение, на долю секунды, я почувствовал себя виноватым за то, что прервал их. Что мне мешало пойти наверх и пострадать в одиночестве? Но проблема в том, что в этом самом одиночестве я бы себя окончательно сожрал заживо. Никогда ему в этом не признаюсь, но мне нужен был брат сейчас так, как никогда.

Егор наблюдал за тем, как я сел за стол, налил себе молока и насыпал хлопья с горкой — все это с отсутствующей, почти флегматичной физиономией.

— Соррян, что обломал вам… — я обвел их сконфуженные силуэты в воздухе ложкой и, зачерпнув ее полную хлопьев, набил свой рот. — Фот это фот фсё.

Лера и Егор переглянулись, о чем-то безмолвно переговариваясь. Брат сел за стол напротив меня.

— Что случилось, единорожка? — он коснулся моего лба, замазанного зубной пастой, а потом отобрал у меня миску с хлопьями. — Не жри эту дрянь! Фу!

— Давайте я омлет приготовлю? — предложила Лера, завязывая высокий хвост, ловко собирая его в гульку. Не дожидаясь ответа, она начала хозяйничать на кухне со знанием дела. — Кажется, я видела в холодильнике помидоры и сыр…

— Так что произошло? — настаивал Егор, серьезно глядя на меня. — С такой рожей решаются смыть рыбку в унитаз. Ну, или что-то типа того.

— С Ньютоном все в порядке, — пробубнил я, прожевывая приторно-сладкие хлопья. Дедушка их обожал, правда я не понимал за что.

Я огляделся, беспокоясь, что ему снова пришлось стать невольным слушателем кухонного разврата, но потом вспомнил, что на парковке не было Соляриса.

— Он уехал на рынок, — объяснил Егор, догадавшись, что меня беспокоило.

— Хвала богам, что ты не настолько оборзел! — вздохнул я и потер лицо.

— Выглядишь потрепанным, братан. Все нормально? С Марьяной?

— Как она после вчерашнего? — забеспокоилась Лера, взбалтывая яйца венчиком в железной миске. Она оказалась максимально вовлеченной в то, что происходило в нашей семье и, что самое главное, — не равнодушной.

Уголок моих губ пополз вверх, глядя на брата и его девушку. Я до сих пор не мог поверить, что у него появились нормальные отношения, хотя всегда знал, что он человек, а не рептилоид, думающий гениталиями.

Брат проследил за моим взглядом и пощелкал пальцами у моего лица, привлекая к себе мое внимание. Он явно решил, что я пялился на голые бедра его подружки. М-да, что-то от рептилоидов в нем, все же, осталось.

— Ты только вернулся от соседки? — не унимался брат. — Ночевал у нее, и Даниловы были не против?

— Только не после вчерашнего, — я снова потер лицо. Отсутствие сна пагубно сказывалось на моей способности мыслить здраво и не психовать.

— С ней все нормально? Бедная девочка! — Лера сама искренность и доброта.

— Да, она в порядке, — в голове вспыхнуло яркое воспоминание ее приоткрытых губ, с которых сорвался стон наслаждения. — Более чем…

— Тогда почему на тебе лица нет?

— Я просто… — я потряс головой, отгоняя от себя непрошеные воспоминания о мольбах Марьяны заняться с ней сексом. — Я, походу, уже не вывожу все эти ее игры разума.

Взявшись за голову, я тяжело вздохнул.

— Ночью она назвала меня Фибом. Я решил, что она вспомнила меня, всю ночь не спал. А утром она смотрела на меня как прежде.

— А как это «как прежде»?

— Не узнавая.

— Ну так расскажи ей правду. Хотя ты уже перешел точку невозврата. Теперь, когда