занял Павел). В центре двух других арок, перпендикулярных апсиде, – белый Константинов крест с альфой и омегой по бокам (эти две буквы греческого алфавита – α и ω, первая и последняя, начало и конец – символизируют Христа по Его собственным словам: «Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний» (Апок. 22: 13, см. также: Апок. 1: 8), и на одной арке – изображения святых Дамиана, Космы, Поликарпа (век назад считалось, что это не Косма и Поликарп, а Фабиан и Себастиан), Хрисанфа, Хрисогона (тогда же считалось, что это Хрисолог; приведенные в тексте имена основываются все-таки на данных равеннской архиепископии) и Кассиана, на другой – святых Цецилии, Евгении, Евфимии, Фелициты, Перпетуи и Дарьи. Апостолы и святые-мужчины были в белых одеяниях, убранства святых-женщин были более разнообразны, от скромного коричневого плата на голове Фелициты до праздничного убора римско-византийской принцессы с драгоценными диадемой и белой вуалью и оплечьем у всех остальных, кроме Дарьи, лишенной диадемы. Известно, что ранее в капелле довольно нескромным контрастом красовался мозаичный портрет Петра Хрисолога, который и повелел наваять всю эту красоту. Как пишет Агнелл (пер. с лат. – Е.С.): «(Петр Хрисолог) основал монастырь Св. апостола Андрея и свое изображение над створчатыми дверьми этого монастыря и подпись под ним сделал» [именно так в тексте – «monasterium S. Andreae Apostoli», но общепринято (см. у Мюнца, напр.), что речь идет о нашей капелле (Маускопф-Дельяннис прямо утверждает тождество понятий «монастырь» и «часовня»), хотя Хаттон относит это сведение к некоему монастырю Св. Андрея в Классисе – снова дублирование посвящения! Мало этого – еще будет храм Св. Андрея «готов» и базилика Св. Андрея Великого возле базилики Урсианы, время создания которой дискутируется, – по крайней мере тот же Мюнц ошибочно относит ее ко времени Петра Хрисолога, приписывая ей мозаику с цитатой про свет, которая явно относится к описываемой сейчас капелле. (Полагаем, Д. Маускопф-Дельяннис все же ошибочно относит создание капеллы ко времени готского владчества, считая, что речь должна идти не о Петре II, а о Петре III (на кафедре в 494—519 гг.); неудивительно, если она совмещает в одном лице Петра I Испанца и Петра II Хрисолога.]

Конечно, не просто для отдохновения и услаждения собственного взора содеял все это Петр; здесь действовала та же пропаганда величия Церкви (и соответственно ее равеннского предстоятеля), ибо резиденция архиепископа была значимым общественным местом, где прелат давал аудиенции, принимал высокопоставленных гостей, вершил суд и собирал подчиненное духовенство. Вообще стоит сказать пару слов о расцвете равеннской Церкви в период от перенесения столицы до готского владычества. Описанные выше памятники не оставляют в этом ни малейшего сомнения; разумеется, с обретением Равенной столичного статуса резко возросло влияние и положение местного епископа. Римское папство, вероятно, в пику бывшему державному Милану и сильной тамошней епископской власти (достаточно вспомнить одного харизматичного Амвросия из прежних времен!), поначалу всеми силами поддержало возвышение равеннского епископского престола, не предвидя столь опасных для себя последствий, которые имели место в византийский период истории Равенны. И если епископ Урс и его ближайшие преемники более остались в нашей памяти как строители, то Петр Хрисолог, назначенный фактически лично папой римским в обход представленного кандидата, несомненно, был притом еще и влиятельнейшим политиком. О нем говорили, что он стал для Равенны тем же, чем св. Амвросий был для Милана. Всячески поддерживая светскую власть Плацидии и проповедуя идею «соработничества» светской и духовной власти задолго до появления знаменитой Юстиниановой теории «симфонии», Хрисолог принимал активное участие в богослоских спорах, разрешением которых занялся IV Вселенский собор (до которого епископ Петр, как и Плацидия, не дожил, почив в 449 г.). Недаром его прозвали Хрисолог – с греческого, «Златое слово». Агнелл пишет (пер. с англ. – Е.С.): «Он был прекрасной внешности, добродушный; никто из епископов до него не обладал такой мудростью, да и ни один после него». Послание епископа Петра еретичествующему Евтихию сохранилось в корпусе документов IV Вселенского собора:

«Послание Петра, епископа Равеннского, к архимандриту Евтихию.

Возлюбленнейшему и досточтимому сыну Евтихию Петр, епископ Равенны. Печальный прочел я твое печальное послание, и горестные твои строки пробежал с должною горестью; потому что как нас исполняет небесною радостью мир церквей, согласие священников, спокойствие народа, так низлагает и сокрушает нас братское разномыслие, в особенности когда оно происходит из таких причин. В течение тридцати лет человеческие законы решают вопросы человеческие; а рождение Христа, которое в Божественном законе представляется неизъяснимым, после стольких веков подвергается безрассудному исследованию. На чем преткнулся Ориген, исследователь начал, как пал Несторий, рассуждая о естествах, – это небезызвестно твоему благоразумию. Волхвы своими таинственными дарами исповедали Христа в пеленах, как Бога (Мф. 2: 11), а священники жалким вопросом испытывают, кто Тот, который родился от Святого Духа девственным рождением? Когда Иисус в пеленах издал плач, то воинство небесное возгласило: слава в вышних Богу (Лк. 2: 14). И теперь ли поднимать вопрос о Его рождении, когда о имени Иисусове поклоняется всякое колено небесных и земных, и преисподних (Флп. 2: 10)? – Мы, брат, говорим вместе с апостолом: аще и разумехом по плоти Христа, но ныне этому не разумеем (2 Кор. 5: 16). Мы не можем пытливо исследовать о Том, кому должны принесть честь и воздать страх; должны мы ожидать, а не разбирать Того, кого исповедуем, как Судию. – Так отвечаю, брат, на твое послание кратко; готов писать пространнее, если напишет ко мне что-нибудь об этом предмете наш брат и соепископ Флавиан. Если же тебе покажется это неприятным, так как ты написал свою любимую мысль, то каким образом мы можем рассуждать о тех, которых не видим по причине их отсутствия, и, что они думают, не знаем по причине их молчания? Нельзя признать справедливым посредником того, кто выслушивает одну сторону так, что ничего не хочет принимать от другой стороны. Советуем тебе, достопочтенный брат, чтобы ты с покорностью внимал всему, что написано блаженнейшим папою города Рима; потому что св. Петр, который живет и восседает на своем престоле, открывает ищущим истину веры. Ибо мы, по любви к миру и вере, помимо согласия епископа Римского, не можем расследовать о предметах веры. Да благоволит Господь сохранить любовь твою невредимою на долгое время, возлюбленнейший и достопочтенный сын!»

450 год, когда умерла Галла, стал для равеннского епископата поистине переломным – в благом для него смысле. Фактически Валентиниан III, перебравшись в Рим, оставил Равенну во владение местного епископа – в том смысле, что епископ в отсутствие императора стал там главной административной фигурой. Более того – Валентиниан фактически превратил равеннскую епископию в митрополию, подчинив равеннскому епископу 14 других его духовных собратьев (правда, в подлинности этого указа у ученых возникают довольно оправданные сомнения); тогда же равеннский прелат получил от папы паллиум – знак иерархического отличия, который в Италии имели только папа римский и епископ Остии. Впрочем, рядом ученых это известие Агнелла также ставится под сомнение как оправдание постфактум равеннской церковной «самостийности»; но к паллиуму мы еще вернемся в «византийской» части нашего рассказа. Так или иначе, епископ Неон продолжил активное строительство и благоукрашение Равенны; казалось, благоденствию не будет конца – но вскоре Западная Римская империя прекратила свое существование, и Равенна оказалась под властью варваров; оно бы, может, и все ничего, кабы не были завоеватели еретиками-арианами. Чем все это могло обернуться для господствующей Церкви, предсказать было сложно.