расстроили наши передние полки и стали теперь напирать на главную рать, то есть на полки Московский, Владимирский и Суздальский. Тут некоторые молодые, неопытные москвичи подались назад и произвели замешательство, так что толпа татар прорвалась к большому знамени, подрубила у него древко и убила боярина Бренка, приняв его за великого князя. Но Глеб Брянский, Тимофей Васильевич и другие воеводы успели восстановить порядок и опять сомкнуть большой полк. Между тем на правой руке Андрей Ольгердович одолевал татар; но он не дерзал гнаться за неприятелем, чтобы не отдаляться от большого полку, который не подвигался вперед. На последний навалило сильное татарское полчище и пыталось его прорвать, но тщетно; хотя и тут многие воеводы, старавшиеся служить примером для воинов, уже были убиты.

Мы видели, что Димитрий и его опытные помощники, знакомые с татарской тактикой и очевидно хорошо осведомленные о местности, поставили полки таким образом, что татары не могли их охватить ни с какой стороны. Следовательно, им оставалось только одно: где-либо прорвать русский строй и тогда уже ударить ему в тыл. Видя неудачу в центре, они с особой яростью устремились на левое наше крыло, куда их начальники и направили свои подкрепления. Здесь некоторое время кипел самый ожесточенный бой. Наконец, когда начальствовавшие левым полком князья Белозерские все пали смертью героев, этот полк замешался и стал все более и более подаваться назад под напором врагов. Теперь большому полку угрожала опасность быть обойденным с боку и с тыла; все русское войско, таким образом, было бы отрезано от донского пути, приперто к Непрядве и подверглось бы истреблению. Недаром татары устремили главные свои усилия на левое наше крыло, а не на правое. Их воеводы, конечно, знали, в какой стороне находилось самое чувствительное место русского войска. Уже раздавались неистовое гиканье и победные клики татар. Но тут-то и сказалась замечательная предусмотрительность в приготовлении и расположении нашего засадного полка.

Уже давно князь Владимир Андреевич и воевода Димитрий Волынец из своей засады с напряженным вниманием следили за битвой (с помощью нескольких воинов, взобравшихся на деревья). Сердце горело у молодого князя, и он рвался в бой, особенно когда видел, что татары в каком-то месте начинали одолевать русских. Нетерпение его разделяли и многие другие пылкие юноши. Но опытный воевода сдерживал их пылкость.

«Какая польза от нашего стояния? Кому мы будем помогать после, когда уже будет поздно?» — наконец стали ворчать более нетерпеливые, особенно при известии, что татары начали теснить наше левое крыло.

«Подождите еще немного, несносные вы русские дети, — бранил их Боброк. — Будет еще вам кем тешиться, пить и веселиться».

Жестокая битва длилась уже часа два, и действительно требовалось большое терпение смотреть на нее и оставаться в бездействии, не лететь на помощь своим. Доселе татарам помогало еще то обстоятельство, что солнечный свет ударял русским прямо в очи и ветер дул им в лицо. Но вот мало-помалу солнце зашло сбоку, а ветер вдруг потянул в другую сторону. В то же время уходившее в беспорядке левое крыло и гнавшая его татарская рать поравнялись с той самой дубравой, где стоял засадный полк.

«Теперь и наш час приспел! — воскликнул Волынец Боброк. — Дерзайте, братия и други. Во имя Отца и Сына и Святого Духа!»

«Как соколы на журавлиное стадо», так устремилась русская засадная дружина на татар и ударила им в бок и в тыл. Это неожиданное нападение свежего войска сильно смутило врагов, утомленных долгой битвой и потерявших свой воинский строй. Они скоро были совершенно разбиты и рассеяны.

Между тем Димитрий Ольгердович, предусмотрительно помещенный со своим отрядом за большим полком (т. е. в резерве), поспешил закрыть его бок, открывшийся с отступлением левого крыла, и таким образом главная татарская сила, продолжавшая напирать на большой русский полк, не успела его расстроить. Теперь же, когда значительная часть неприятельского войска была рассеяна и засадная дружина подоспела на помощь главной рати, последняя двинулась вперед. Русская стойкость и здесь взяла верх. Татары, горячо нападавшие в начале боя, успели уже утомиться; а поражение их правого крыла и появление свежего русского полка окончательно лишили их бодрости. Главная их рать дрогнула и стала отходить назад. На спуске Красного холма, подкрепленные последними ханскими силами, татары около своих таборов приостановились и вновь вступили в бой. Но не надолго. Русские неудержимо ломили вперед и охватывали врагов со всех сторон. Все татарское полчище обратилось наконец в дикое бегство. Сам Мамай и его ближние мурзы на свежих, быстрых конях поскакали в степь, оставив свой стан со множеством всякого добра в добычу победителям. Русские конные отряды, посланные в погоню за татарами, гнали их и били до самой реки Мечи, следовательно, на расстоянии приблизительно сорока верст; причем захватили множество верблюдов, навьюченных разным имуществом, а также целые стада рогатого и мелкого скота; в этих стадах, как известно, заключалось главное богатство кочевого татарского народа.

«Но где же великий князь? Где первоначальник нашей славы?» — спрашивали друг друга оставшиеся в живых князья и воеводы.

Особенно беспокоился брат и друг Димитрия Владимир Андреевич. Он «стал на костях», то есть на поле битвы, под большим черным знаменем, и велел трубить сбор. Когда воинство сошлось около него, Владимир начал расспрашивать, кто последний видел великого князя. Некоторые говорили, что видели его сильно раненного и что, вероятно, он лежит где-нибудь между трупами; кто-то сообщил, что встретил его крепко оборонявшегося от четырех татар и уходившего от них. Князь Стефан Новосильский рассказывал, как видел Димитрия пешего и от ран его едва идущего с побоища, но не мог помочь ему, потому что сам в это время отбивался от трех татар. Все эти рассказы не объясняли главного: куда же девался великий князь? Тогда Владимир Андреевич во все стороны разослал дружинников искать его и обещал большую награду тому, кто найдет его живым.

Воины рассыпались по Куликову полю и начали прилежно осматривать лежавшие повсюду кучи трупов. Некоторые увидали на убитом великокняжескую приволоку и думали, что нашли Димитрия; но это оказался боярин Бренк; другие за великого князя приняли было Федора Семеновича Белозерского, который был похож на него; третьи нашли павшего коня и несколько слуг Димитрия; но самого его не было видно. Наконец, два костромича, по имени Федор Сабур и Григорий Хлопищев, уклонясь несколько на правую сторону поля, в какой-то дубраве усмотрели великого князя,