падежной полисемии, а также к формам, поддающимся грамматической трансформации, например субстантивированным прилагательным, причастиям, наречиям, адвербиализованным предлогам и т. д. Остановимся лишь на некоторых аспектах этого явления, представленного в поэзии Цветаевой очень широко и многообразно. Рассмотрим несколько примеров синкретизма классификационных грамматических признаков (совмещение признаков различных частей речи в одной грамматической форме) и пример синкретизма словоизменительных признаков лица и числа.

а) Синкретизм аппозитивных сочетаний и их элементов

Аппозитивные сочетания типа путь-дорога, жар-птица, хлеб-соль рассматриваются в современной лингвистике на разных языковых уровнях: в разделе лексикологии и словообразования, фразеологии, синтаксиса. Само существование проблемы показывает, что словообразование, фразеология и синтаксис не только взаимосвязаны, но и взаимопроницаемы. Их объединяет и то, что на каждом из этих уровней соединение языковых элементов предыдущего уровня приводит к новому качеству, создает новую сущность на уровне языка (узуальное словообразование, фразеология) или на уровне речи (окказиональное словообразование, преобразование фразеологии, синтаксис).

По-разному характеризуют также природу, продуктивность и сферу распространения парных слов или словосочетаний, их считают то архаическим реликтовым явлением паратаксиса, то специфически фольклорными, т. е. обладающими заранее заданной художественной функцией, то живым продуктивным явлением устной разговорной речи.

В языке художественной литературы парные слова – важный элемент стиля Н. А. Некрасова, А. В. Кольцова, П. П. Бажова, А. Т. Твардовского и других писателей, сознательно ориентирующихся на народный язык или испытавших значительное влияние фольклора. Причина внимания писателей к этому средству состоит, видимо, в том, что парные слова до сих пор сохраняют свою первобытную образность, выражая ее в кратчайшей форме как «суждения синтетические, состоящие в сочетании двух равно субстанциальных комплексов» (Потебня 1968: 218).

В поэтических произведениях Цветаевой насчитывается несколько сотен подобных сочетаний. Особенно насыщены ими поэмы «Царь-Девица», «Крысолов», «Переулочки», циклы «Деревья», «Стихи к Сонечке».

Как правило, Цветаева использует не столько устойчивые сочетания народно-поэтического характера, сколько саму модель этих сочетаний, чаще всего их структуру. Но иногда исходным элементом является один из членов фразеологической единицы.

Так, по образцу сочетания жар-птица произведено несколько индивидуальных сочетаний с первой частью жар-: жар-костер, жар-дела, на жар-груди, жар-девица, жар-Корабь, жар-платок, жар-самовар, жар-казна.

Сочетание Царь-Девица, обозначение главного персонажа и название поэмы, вызывает ряд других образований со словом царь: царь-Буря, царь-город, царь-мой-лебедь, царь-Парус, царь-Кумач.

Такая свободная заменяемость второго компонента устойчивых сочетаний жар-птица и Царь-девица делает и первый их компонент более свободным, т. е. происходит обновление внутренней формы фразеологизма, элементам жар и царь (в тех случаях, когда эти слова не выступают в номинативной функции) возвращаются свойства эпитета, т. е. прилагательного. Недифференцированность краткого прилагательного и существительного с той же основой наблюдается и в таких образованиях, как млад-гусляр, светел-месяц.

Цветаева соединяет с существительным разные части речи вплоть до сочетаний на уровне предложения, а также и отдельные морфемы, тем самым субстантивируя их (поскольку они присоединяются к существительному дефисом) и употребляя в атрибутивной функции, т. е. как эпитет:

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой – вперед –

В свой край, в свой век, в свой час, – от нас –

В Россию – вас, в Россию – масс,

В наш-час – страну! в сей-час – страну!

В на-Марс – страну! в без-нас – страну!

(II: 299).

Дефис, будучи то разделяющим (сей-час), то соединяющим (наш-час, без-нас), уравнивает наречие со словосочетанием, а словосочетание уподобляет предлогу, превращая тем самым предлог в самостоятельную часть речи, способную стать окказиональным эпитетом; ср. также: Справляли заутреню ‹…› сквозь-сном и весной (П.: 201).

Словосочетание и целое предложение в роли эпитета находим в строчках:

Рай-город, пай-город, всяк свой пай берет, –

Зай-город, загодя закупай-город

(П.: 215).

Особый интерес представляют сочетания типа дым-туман, змей-паук, соединяющие в себе свойства сочетаний трех типов: синонимических (типа путь-дорога), определительных (типа жар-птица) и состоящих из двух равноправных элементов – «двандва» (типа гуси-лебеди). Они наиболее типичны для аппозитивных сочетаний вообще, так как природа аппозиции проявляется в них наиболее полно: «Поскольку сочетаемые слова только сопоставлены без выражения зависимости, все члены сочетания оказываются одинаково сильными» (Потебня 1968: 218). Значима сама конструкция: соположение элементов – сигнал их равенства. Элементы словосочетания, относящиеся к одной лексико-семантической группе, уравнивает актуализированная общая сема, признак предмета представляется в таком сочетании как сама сущность, неотделимая от носителя признака. Значение целого сочетания не сводится к сумме компонентов, оно самостоятельно и проявляется в результате утраты или оттеснения семантических различий компонентов за пределы сочетания, т. е. в результате абстрагирования.

Парное сочетание может конденсировать в себе сюжет целого эпизода, а существительное-определение представлять собой «свернутую» метафору. Так, в сочетании сапог-леденец, непонятном вне контекста, скрыта свернутая метафора, изображающая встречу Царь-Девицы с дядькой-оборотнем – метафора, хорошо подготовленная предыдущими строками:

Руки в боки – ровно жар-самовар!

Зычным голосом речет: «Где гусляр?»

Дядька в ножки ей – совсем обопсел!

Аж по-песьему от страху присел.

Д’ну по до́скам башкой лысой плясать!

Д’ну сапожки лизать, лоснить, сосать!

Д’как брыкнет его тут Дева-Царь по башке:

«Что за тля – да на моем сапожке?»

Д’как притопнет о корабь каблучком:

Дядька – кубарем, а волны – ничком!

«Будешь помнить наш сапог-леденец!

Где гусляр – сын царский – знатный певец?»

(П.: 30).

Свернутыми метафорами являются и сочетания черный взгляд-верста (П.: 120), за плечьми-просторами (П.: 86), летами-плесенью (П.: 39). Такие метафоры, как и сочетание жар-птица, представляют собой характерный пример синкретизма названия предмета с его признаком, определения и определяемого.

б) Синкретизм субстантивированных форм

Одним из средств семантической конденсации в поэзии Цветаевой является активное употребление субстантивированных форм различных частей речи, как узуальных, так и окказиональных, например:

Квиты: вами я объедена,

Мною – живописаны.

Вас положат – на обеденный,

А меня – на письменный

(II: 314);

Двусторонний клинок, синим

Ливший, красным пойдет… Меч

Двусторонний – в себя вдвинем.

Это будет – лучшее лечь!

(II: 219);

Но узришь! То, что в мире – век

Смежение – рожденье в свет.

Из днесь –

В навек

(II: 138);

Мир бéз вести пропал. В нигде –

Затопленные берега

(I: 287).

Этот тип трансформации оказывается таким органичным в стиле Цветаевой потому, что субстантивированные формы, становясь существительными, сохраняют в себе и семантику производящих частей речи с адъективными, предикативными, адвербиальными и т. д. способами представления смысла.

Некоторые стихотворения