2. Chase Bank of New York: 1705 Î Морганы (через First National Bank), а с 1930 года, после объединения с Equitable Trust Î Рокфеллеры Î

3. First National Bank of New York Î 568 Î Джордж Бейкер, Морганы Î

4. Bank of America Π438 Î Амадео Джаннини Î

5. Chatam and Phenix Bank of New York Î 328 Î Морганы Î

Ниже приведены размеры состояний этих и еще нескольких заслуживающих упоминания семей:

Некоторые богатейшие семьи Америки, 1925 год[117]

№ в топ-60 Î Семья; основной актив Î Контролируемый капитал, млн долл. Î Известные представители и (их возраст) в 1929 году Î

1 ΠРокфеллеры (Standard Oil) Î 1077 Î Джон Рокфеллер-старший (90), Джон Рокфеллер-младший (55), Уинтроп Олдрич (44) Î

2 Î JPMorgan Chase and Company, 34 партнера Π728 Î Джон Морган-младший (62), Дуайт Морроу (56), Томас Ламонт (59), Джордж Уитни (43), Рассел Леффингуэлл (51) Î

3 ΠФорды (Ford Motor Company) Î 660 Î Генри Форд (66) Î

5 Î Меллоны (Alcoa) Î 450 Î Эндрю Меллон (74) Î

7 Î Уитни (Standard Oil) Î 322 Î Сын основателя династии Вильяма Уитни не интересовался политикой Î

9 Î Дюпоны (DuPont, General Motors) Î 238,5 Î Пьер Дюпон (59), Джон Раскоб (50) Î

39 Î Томас Райан Î 108 Î Томас Райан умер в 1928 году Î

59 Î Бернард Барух Î 37,5 Î Бернард Барух (59) Î

Чтобы оценить реальный размер этих состояний, сравним другие экономические показатели США с нынешними. В 1925 году ВВП страны составлял 93,1 млрд долларов, а денежный агрегат M1 (наличные плюс депозиты до востребования) — 42 млрд долларов. По сравнению с нашими днями, когда ВВП США равен 21 трлн долларов, а денег в экономике стало аж 15 трлн, это означает, что тогдашний доллар был в 200–400 раз «весомее» нынешнего. Состояние в 1 млрд тогдашних долларов означало контроль над 1 % ВВП и над 2,5 % всех денег в стране. Следует также учесть, что состояния 1920 года существовали в виде денежных средств, недвижимости и материальных активов (предприятий), а не в виде торгуемых на бирже ценных бумаг (что и позволило большинству богачей остаться при своем в годы Великой депрессии).

Кроме того, широкое распространение акционерных обществ позволяло богатым семьям контролировать многочисленные дочерние предприятия, формально располагая лишь небольшими долями в их капитале; в результате, по некоторым оценкам, влияние одной только JPMorgan Chase and Company распространялось на 30 % всего американского ВВП[118].

Таким образом, «свободная», «рыночная» и «капиталистическая» экономика США первой трети XX века де-факто находилась в руках крайне немногочисленной правящей элиты. Правила игры, по которым работала эта экономика, определялись вовсе не «священными принципами» частной собственности и честной конкуренции, а текущим консенсусом этой немногочисленной элиты. За треть века (до Великой депрессии) этот консенсус менялся несколько раз.

Республиканским президентам 1920–1928 годов предшествовало правление демократа Вильсона[119], проводившего «прогрессистскую» политику[120], главными достижениями которой стали учреждение Федеральной резервной системы (1913 год), создание Федеральной торговой комиссии (1914 год), восстановление федеральных налогов (Underwood-Simmons Act, 1913) и создание в период Первой мировой войны (1917 год) Военно-промышленного комитета, потратившего около 10 млрд долларов[121] на размещение заказов в крупнейших[122] американских компаниях. Промышленное производство меньше чем за год увеличилось на 20 %, обеспечив соответствующий бум и на других рынках; однако после окончания войны комитет был расформирован, военные закупки прекращены, а вернувшиеся с войны солдаты пополнили ряды безработных. Началась тяжелая[123] рецессия 1920–1921 годов, похоронившая надежды Демократической партии (но не правящей элиты) на сохранение власти.

Ответом[124] правящей элиты стала «смена лошадей». Как мы уже видели, перед выборами 1920 года республиканские кандидаты буквально купались в деньгах, в то время как демократы считали каждый доллар. Именно за республиканского кандидата на выборах шла основная борьба, и фигура Гардинга стала реальным компромиссом всей американской элиты (по своей биографии он был связан и с Морганами, и с Рокфеллерами, а в администрацию сразу же назначил Меллона). Лозунгом Гардинга на президентских выборах стала фраза «назад к нормальности» (от чрезвычайщины военных лет), а экономической политикой — сокращение налогов и кредитная экспансия[125]. В результате рецессия 1920 года закончилась уже в середине 1921-го, и в США наступили «ревущие двадцатые».

Практик. Что мешало сделать то же самое в начале века, во время кризиса 1907–1908 годов? Да отсутствие института, который бы давал банкам наличные деньги, смягчая для них риски. В 1920-е такой институт появился — ФРС США. Я, кстати, рекомендую сравнить дискуссии периода депрессии, начавшейся после кризиса 1907–1908 годов, с дискуссиями, предшествующими «делу Стросс-Кана», которые мы описали в первой главе. Поскольку это дискуссии по одному и тому же вопросу, только тогда на национальном уровне, а сейчас — на мировом. И с точки зрения экономики «ревущие двадцатые» очень похожи на «золотой век Клинтона», и там и там есть внешний к экономике ресурс, тогда — эмиссионный, в 1990-е — захваченный (у СССР). Впрочем, детали — в «Воспоминаниях о будущем» М. Хазина.

Теоретик. Однако на деле любое процветание всегда несет в себе семена будущего кризиса. Кредитная экспансия, вскормившая «ревущие двадцатые», одновременно привела и к двум другим, поначалу не очень заметным последствиям. Первым из них стало нарастание конкуренции внутри самой правящей элиты (денежный дождь позволил расти всем цветам, а не только компаниям, получавшим заказы в Военно-промышленном комитете). Признаки разлада в правящей коалиции появились уже в 1920 году, когда принадлежавший Фордам еженедельник The Dearborn Independent начал публиковать печально знаменитые «Протоколы сионских мудрецов». Генри Форд занял непримиримую позицию по отношению к «еврейским банкирам», к числу которых относил прежде всего Моргана, и начал многолетнюю (хоть и безуспешную) пиар-войну с «сионистским заговором».

На политическую арену раскол в элитах вышел в 1924 году, когда казалось разгромленная Демократическая партия возродилась из пепла. К президентским выборам демократы представили двух кандидатов, сильных не столько своими заслугами, сколько стоявшими за ними спонсорами. Уже знакомого нам по выборам 1920 года Уильяма Мак-Аду поддержал Бернард Барух, «одинокий волк с Уолл-стрит», тот самый, который распределил 10 млрд долларов в Военнопромышленной комиссии. Соперником Мак-Аду выступил губернатор штата Нью-Йорк Эл Смит, ставленник Таммани-холла