— Что ты делаешь? — спрашивает она.

Мой взгляд падает на то, как поднимается и опускается ее грудь и как учащается пульс ее сердца.

— Я хотел тебя увидеть, — отвечаю я. Когда слова слетают с моих губ, я ощущаю ту часть себя, которая была заперта годами.

Заперта с того дня, как я нашел свою мать в реке и увидел ее широко раскрытые испуганные глаза, смотрящие на меня так, словно она звала меня на помощь из могилы.

Я смотрю на Эмелию и чувствую себя тем человеком, которым я был до того, как это случилось. Тем человеком, которым я мог быть, если бы не обжегся.

Ее осенние глаза сужаются и наполняются разочарованием, которое я видел несколько ночей назад, когда она смотрела на мою рубашку.

— У тебя на воротнике помада, — говорит она. — И ты пахнешь духами.

Ревность.

Это все из-за нее. Ревность и боль. В отличие от того дня, однако, я не хочу дразнить ее по этому поводу.

— Это ее? — требует она, глядя мне прямо в глаза. — Габриэллы?

— Да, — отвечаю я. Боль в ее глазах усиливается. Никогда еще женщина не смотрела на меня так. В основном потому, что я никогда не давал им возможности поверить, что мы можем быть чем-то большим, чем просто трахаться.

— Кем для тебя является Габриэлла, Массимо?

— Друг.

— Друг, с которым ты спишь?

— Да… — Она выглядит явно подавленной этим заявлением. Ее грудь и плечи впадают. Брови хмурятся, а губы дрожат.

— Отстань от меня, — хрипло кричит она и отступает.

Я следую за ней, пока она не упирается спиной в стену, неустойчивая. Она делает движение, чтобы ускользнуть, но я кладу руки на стену по обе стороны от нее, загораживая ее.

— Отстань от меня, Массимо, — снова бормочет она.

— Нет, — отвечаю я, и в этот момент вспоминаю, что сказал Тристан.

Думай о том, что она, а не о том, кто она. Я сказал, что это одно и то же. Это не так. Она женщина, к которой я был привлечен месяцами. Я был привлечен к ней. Так же, как и сейчас.

— Я не хочу делать этого сегодня вечером, — говорит она, качая головой.

— Что делать?

Слеза течет по ее щеке.

— Послушай, ты говоришь мне, что я ничто. Я не хочу слышать о твоей ночи с ней. Мне не нужно напоминать, что я с мужчиной, который мне не принадлежит. А теперь убирайся…

Я не даю ей закончить. Прежде чем она успевает сказать хоть слово, я прижимаюсь к ее губам, захватывая ее прекрасный рот. В ту секунду, когда я пробую ее, все желание, которое я испытывал к ней прошлой ночью, нахлынуло на меня.

Ее вкус. Ее сладость, ее невинность, все это сводит меня с ума. Но я пьянею от вкуса ее потребности во мне.

Он такая же, как у меня.

Шок выводит меня из транса поцелуя. Я слегка отстраняюсь и впитываю ее ошеломленное выражение и желание в ее глазах. Это снимает с себя ограничения, которые я на себя наложил, и заставляет меня сказать ей правду.

— Я не спал с ней, — говорю я, еще больше себя шокируя. Я никому не объясняюсь. Ни свои действия, ни свои мотивы для чего-либо. И все же эта женщина заставляет меня сделать ее исключением. Особенно когда она делает неожиданную вещь, протягивает свою изящную руку, чтобы коснуться моей щеки.

Это первый раз, когда она добровольно коснулась меня. Это похоже на прикосновение ангела. Женщина слишком чистая для таких, как я. Женщина, которая не сломлена и не испорчена.

Она как будто имеет что-то святое в моем присутствии, в то время как я дьявол, ждущий у двери, чтобы провести ее по пути искушения. Она знает это. Она полностью осознает, кто и что я, но она смотрит на меня так, будто хочет меня. В ее взгляде я вижу путь к искуплению. Искуплению от мести, которую я искал так долго.

Внезапно мне становится все равно на то, что я хочу доказать, что Риккардо неправ. Это неважно, потому что, глядя на нее, я тоже вижу, кто она. Она просто Эмелия, и прямо сейчас мне все равно, дочь ли она моего врага.

Когда красавица снова подводит мое лицо к своим губам, я иду, отвечая зову страсти, отбрасывая все прошлое и настоящее, чтобы иметь возможность насладиться ею.

Дикая страсть пульсирует от меня к ней, когда я наслаждаюсь ее восхитительным языком. Она стонет мне в рот. Я поднимаю свободную руку, чтобы обхватить ее левую грудь. Эмелия отвечает, прижимаясь ко мне, сжимая мою рубашку.

С моими губами, все еще нацеленными на ее, я двигаюсь с ней к кровати и ставлю ее в центр. Я отрываюсь от ее губ только для того, чтобы стянуть свою рубашку и снять ее тоже.

К моему огромному удовлетворению, она не носит бюстгальтер под топом, так что ее прекрасная грудь вываливается наружу. Вместо перепуганной женщины, которой она была на прошлой неделе, она смотрит на меня с возбуждением, переполняющим ее прекрасные глаза.

— Я хочу трахнуть тебя, Эмелия, — хрипло говорю я. Багровый румянец темнеет на ее коже. Ее грудь поднимается и опускается. Ее дыхание становится тяжелее. Я хочу трахнуть ее так сильно, что она будет кричать мое имя всю ночь.

— Я хочу трахнуть тебя, Princesca. Пожалуйста, позволь мне, — добавляю я. Для моих ушей это звучит как мольба.

— Да, — отвечает она. — Трахни меня.

Услышав, как я уже очернил ее, я улыбнулся.

Я отступаю от кровати. Она приподнимается на локтях, чтобы посмотреть, как я снимаю с себя остатки одежды. Когда ее взгляд останавливается на моем члене, я чувствую, как он твердеет еще больше, а капля предякулята на кончике показывает, как сильно я ее хочу.

Я подхожу к ней и одним движением снимаю с нее шорты и трусики, обнажая ее красивую киску.

Я хочу засунуть свой член глубоко в эту девственную киску и сделать ее своей. Заклеймить ее как свою. Заявить на нее права так, чтобы, когда кто-нибудь посмотрит на нее, он бы понял по ее взгляду, что она принадлежит мне. Я знаю, что должен быть осторожным, нежным. Я никогда раньше не трахал девственницу, но я знаю, что для нее все будет новым и страшным. Я не хочу, чтобы у нее были страхи сегодня вечером.

Когда я возвращаюсь на кровать и наклоняюсь над ней, она кладет руки мне на плечи.

— Я не знаю, как… —