В его глазах мерцает огонек, который я хотела бы запечатлеть. Взгляд и все, что мы только что сделали, сбивают меня с толку, но я отталкиваю любые мысли, которые могут разрушить этот момент, который я хочу запомнить навсегда. Между нами есть заметная разница. То, кем мы были в начале этого дня, и то, кем мы являемся сейчас, существенно отличается.

— Ты называешь меня принцессой, когда меньше злишься на меня за то, какая я есть, — шепчу я. Он сжимает губы.

— Я не должен злиться на тебя за это. — Он проводит пальцем по кольцу на моем пальце и крутит его из стороны в сторону. — Когда я это увидел, я подумал, что оно тебе подходит.

— Спасибо…

Пока мы смотрим друг на друга, я позволяю его словам впитаться. Он больше ничего не говорит. Я знаю, что это самое близкое к чему-то сентиментальному, что я от него получу. Думаю, это может быть извинение за то, как он подарил мне кольцо.

Я не знаю, что это между нами. Я не знаю, что мы делаем, но я не хочу противиться сущности, которая сближает нас с каждой минутой.

Он встает и тянет меня сесть. И вот тогда доказательство моей утраченной девственности становится очевидным, когда смесь крови и спермы вытекает из моего естества и стекает по бедрам, на простыни. Мои щеки горят от смущения, но он приподнимает мой подбородок, чтобы сосредоточить мой взгляд на нем.

— Ты моя. Это значит, что ты моя, что бы ни случилось. Ты принадлежишь мне, Эмелия, с контрактом или без него.

Я смотрю на него и чувствую силу в каждом слове, когда он показывает мне проблески своего истинного я. Даже несмотря на то, что эта стена мести все еще стоит. Оглядываясь на него, я хотела бы видеть за стеной. Я голая и раздетая изнутри и снаружи. Я отдала ему все. Самое дорогое, чем я владела, теперь принадлежит ему. Я отдала себя ему.

— Ты меня понимаешь, Эмелия?

— Да.

— Пойдем примем душ, который мы вчера так и не приняли.

Он подхватывает меня на руки, и я обнимаю его за шею.

* * *

Меня будит яркий утренний солнечный свет.

Открывая глаза, я вспоминаю прошлую ночь и все, что я делала с Массимо.

Мы занимались сексом еще трижды. Через несколько мгновений после первого раза, в душе, и еще два раза в этой постели.

Я переворачиваюсь на бок и вижу, что место, где он лежал, когда я заснула, теперь пусто. Я уснула, когда он обнимал меня, а моя голова лежала у него на груди. Мы уснули, как будто мы были любовниками, и держались друг за друга, как будто это было привычкой.

Теперь его больше нет.

Я тянусь к атласной подушке и подношу ее к носу, вдыхая его мускусный, мужской запах, который все еще держится на ткани. Когда аромат наполняет мои ноздри, я вызываю образ идеального богоподобного мужчины, который всю ночь лез на мое тело. Он брал меня безжалостно, снова и снова. Красивый и опасный, искушение в его лучшем проявлении.

Боже… что, черт возьми, я делаю? Что я наделала? Мои эмоции просто зашкаливают. Вчера я была одержима идеей сбежать. Но к закату я уже ревновала Массимо и Габриэллу. Несколько часов спустя я обнаружила себя с ним в постели.

Несмотря на то, что мой отец продал меня, чтобы выплатить долг, я чувствую, что предала его, переспав с врагом. Я снова и снова жажду прикосновения врага.

Если я придерживаюсь версии, что папа был вынужден сделать то, что он сделал со мной, то я его предала. Я не должна чувствовать себя так по отношению к человеку, который хочет уничтожить моего отца.

Но есть и другая сторона медали, часть, которую я до сих пор не знаю о папе. Та неопределенная информация, которую мне дали, именно это и есть. Неопределенная. Ее недостаточно, чтобы сделать какие-либо выводы относительно меня лично.

Итак… что теперь?

Что мне теперь делать?

Что мне делать с Массимо?

Я натягиваю одеяло поближе к груди, чтобы прикрыть свою наготу. Садясь, я оглядываю комнату и провожу рукой по своим растрепанным волосам. На улице светло. Должно быть, уже позднее утро.

И снова я не знаю, как сложится сегодняшний день. Мои дни прошли.

Я знаю, что сегодня суббота. Целых две недели с тех пор, как меня выдернули из моей жизни. Две недели я должна была провести во Флоренции. Я бы начала летнюю школу в рамках подготовки к официальному началу семестра через шесть недель. Размышления о таких вещах не приносят мне никакой пользы, я знаю. Я просто ничего не могу с собой поделать.

Решив встать, я принимаю душ и смываю с себя остатки вчерашнего вечера.

Область между бедрами очень болит, и когда вода льется на мою киску, она горит. Но это хороший ожог, и я не могу сказать, что я недовольна.

Я выхожу, переодеваюсь в летнее платье и собираю волосы в хвост.

Раздается легкий стук в дверь. Я уже знаю, что это не он. Он не стучит. Он никогда не стучал.

— Войдите, — кричу я. Присцилла открывает дверь. Кэндис стоит за ней и несет поднос с тостами и кофе.

— Доброе утро, — говорят они оба.

— Привет, — отвечаю я.

Кэндис смотрит на меня. Я краснею, когда в ее глазах появляется что-то, заставляющее меня думать, что она чувствует, чем мы с Массимо занимались здесь вчера вечером.

— У нас не будет еще одного дня, похожего на вчерашний, — заявляет Присцилла. — Уже почти полдень, а ты так и не спустилась к завтраку.

Мои глаза выпячиваются.

— О, боже, я не заметила, сколько времени. Я бы никогда не подумала, что уже так поздно. Я не из тех, кто любит поваляться в постели. Когда я жила дома, я вставала рано, чтобы порисовать.

— Съешь это, и мы вернемся через десять минут, — отвечает она.

— Массимо устроил для тебя сегодня что-то приятное, — сияет Кэндис.

Я не могу себе представить, что это может быть.

— Что именно?

— То, что тебе понравится, дорогая, — отвечает Присцилла. Уголки ее глаз морщатся, когда она улыбается.

Я прикусываю внутреннюю часть губы и пытаюсь выглядеть счастливой. Наверное, это больше связано со свадьбой. Я знаю, что им обеим понравилось помогать мне выбирать платья на днях, и когда вернулась швея, мы сделали все остальное вместе. Приходили и другие люди, которые имели