Я думала, что это мой будущий муж.

Теперь я в этом не уверена.

Я действительно Princesca в башне, если я продолжу притворяться, что считаю своего отца святым. Я знаю, что он испачкал руки. Я знаю, что он делал плохие вещи.

Однако он, должно быть, совершил чистое зло, раз Массимо и его семья так нас ненавидят.

В самом глубоком уголке моего сердца есть место, которое не хочет, чтобы он меня ненавидел.

Глава девятнадцатая

Массимо

Я захожу в коридор и вижу ее.

Я был прав. Она здесь выглядит как дома. Так же, как и картины Ма выглядят как дома.

Эмелия настолько поглощена своей живописью, что не слышит, как я вхожу.

У моей матери было то же самое. Она терялась в своей работе. Я видел примеры работ Эмелии, когда просматривала коробки на днях, но наблюдать, как она создает что-то вживую это совсем другое.

У нее на мольберте установлено большое полотно. На нем она нарисовала бурное море на фоне ночной тьмы и черную как ночь лошадь с тусклыми крыльями, скачущую по воде. Это темная фантазия.

Она на мгновение бросает взгляд на море снаружи. На фоне ночи оно движется в тенях, совсем не похожих на ее картину. Но это то, что она видит, то, что она все еще видит, продолжая смотреть в арку.

Мой взгляд скользит по ее телу, пока ее маленькое платье задирается к ее заднице, и я думаю обо всех способах, которыми я брал ее прошлой ночью. Я мог бы продолжать, но я уничтожил ее. Я покинул ее постель сегодня утром в состоянии конфликта и, должно быть, целый час наблюдал, как она спит, прежде чем встал и пришел сюда, чтобы разобраться с этим местом. У меня была эта идея на днях, но я не был уверен, что готов поделиться этой частью себя.

Теперь, когда я вижу ее здесь, я рад, что сделал это.

Я останавливаюсь в нескольких шагах. Она не замечает моего присутствия. Мне это не нравится, потому что к ней может подкрасться кто угодно. Не то чтобы это могло произойти здесь.

— В воде лошадь? — говорю я как можно спокойнее, но она подпрыгивает, вздрагивает и поворачивается ко мне лицом, схватившись за грудь. Не знаю как, но сегодня она выглядит красивее, чем когда я ее оставил сегодня утром.

— Я не хотел тебя напугать, — произношу я.

— Ты дома, — выдыхает она.

— Я дома. Видишь? Больше не нужно гадать, где я. Пришел сразу после работы. — Это небольшая невинная ложь, и ей вовсе не обязательно знать все подробности.

На самом деле, я провел вечер с Тристаном и Андреасом, допрашивая несколько человек, которых мы знали как приближенных Влада. Из пятерых выжил только один, но, честно говоря, вряд ли он протянет долго, мы оставили его истекать кровью. Все пятеро оказались отвратительными извращенцами, худшими из возможных. Когда мы нашли их, они как раз похитили молодую девушку. Ей было не больше шестнадцати, и, по всему видно, они готовились надругаться над ней. Даже если бы смерть Пьербо не подталкивала меня к действиям, этого было бы достаточно, чтобы покончить с ними.

— Ты пришел прямо домой, — повторяет она, выводя меня из мыслей. Я перевожу взгляд на нее, потому что воспоминания снова начинают затягивать меня в прошлую ночь.

— Да.

— Спасибо, — говорит она.

И я понимаю, что она благодарит не за сам факт моего возвращения. Ее слова о том, что я сделал для нее. Это совсем не похоже на меня.

— За то, что я сразу пришел домой? — уточняю я.

На ее лице появляется та самая улыбка, которую я ждал. Улыбка, предназначенная только для меня.

— Нет, не за это. За другое. Я не знала, что ты принесешь мои художественные принадлежности. Это идеально.

Вот где я должен сокрушить эту легкость в ее присутствии по отношению ко мне. Я должен вернуть ее в строй и остановить ее от чувств ко мне. Но я решил, что не хочу, чтобы мы были такими. Взять ее прошлой ночью было волнующе, потому что она отдалась мне и позволила мне делать с ее телом все, что я хочу. Сегодня ночью я хочу трахнуть ее жестко, так, как мне нравится. Это не сработает, если она боится меня.

Я подхожу к ней ближе, и она откладывает кисть.

— Достаточно идеально, чтобы ты могла увидеть и нарисовать? — спрашиваю я, и она кивает.

— Это то, что ты видишь вокруг себя? Мама раньше говорила так же.

— Да. Я вижу это постоянно. Оно словно само всплывает в моей голове. Иногда мне кажется, что я могу до него дотянуться.

На ее холсте — черный Пегас, вырывающийся из воды. В одной части работа еще не завершена, но она уже начала добавлять оранжевое сияние, отражающееся на поверхности.

— И что будет дальше, Princesca? — спрашиваю, намеренно выделяя последнее слово.

Ее взгляд на миг задерживается на мне, но она ничего не говорит. Вчера она лишь наполовину была права, утверждая, что я называю ее так только в злости. Она напрягается при этом слове, и улыбка сходит с ее лица. Я ловлю ее лицо до того, как ее милый маленький ум начинает размышлять.

— Мне нравится называть тебя так. Вот и все. Я не злюсь.

— Но я не Princesca.

Я усмехаюсь.

— Ты моя. Теперь ответь на вопрос. — Я делаю жест обратно к картине и отпускаю ее.

— Это портал в море. Лошадь возвращается на землю, откуда она пришла. За порталом — отражение этого мира. Зеркальные отражения себя.

Я смотрю в ответ, завороженный услышанным. — Это впечатляет.

— Спасибо. Картины твоей матери прекрасны.

— Рад, что они тебе понравились.

— Моя мать тоже была художницей. Вот откуда у меня это. Мы все время рисовали вместе.

— Ты очень талантлива.

— Спасибо. — Похоже, она оценила комплимент.

Но хватит разговоров. Мне нужно попробовать ее на вкус. — Иди сюда, — говорю я. Она подходит ближе, охотно подходя ко мне, как послушная служанка.

Я провожу пальцем по ее щеке, и пока мы смотрим друг на друга, воздух наполняется желанием.

Я целую ее, прижимаясь к ее губам, и она целует меня в ответ. Она открывает рот, позволяя нашим языкам дразнить и переплетаться, пока мы пробуем друг друга.

Она знает, чего я хочу. Поэтому она не останавливает меня, когда я поднимаю подол ее платья и беру ее киску через атлас ее трусиков.

Двери открыты, но мало кто отваживается спуститься