Так а как насчет порки?

Ромуальд Северинович позвал Гражину, она стала как будто чуть подергивать шеей после ночной истории.

— Слушай меня, — положил он ей руку на плечо. — возьми в себе силу, дочка, сегодня стерпи. Кого надо высечь, я высеку, будет час. Пожалеют, что на свет вылезли. А сегодня покажи, что тебе плевать, покаталась на ведре, и все. Сейчас пойдешь к колодцу…

Гражина забилась, загундосила, но Ромуальд Северинович сдавил плечо и объяснил до конца, что необходимо сделать.

Сыскали перепуганных Наташку и Зойку, их трясло при свете дня, когда заступница темнота рассеялась. Ромуальд Северинович велел им взять ведра и коромысла, а Гражине велел взять плетку.

— Сходите за водой.

Только Гражина попробовала открыть протестующий рот, как «отец» ей велел, если что, если девки хоть чуток вильнут или заупрямятся, хлестать их плеткой, пускай даже и «по твару».

Мужская часть Порхневичей стала строем у ворот и молча глядела на эту экспедицию. Отдельные бабы, что оказались у сруба, молча расступились, давая проход Наташке и Зойке. Гражина похлестывала себя плеткой по подолу платья, но не от решимости и лихости, а только нервно, но бабам это было не ясно. И в глаза она им не смотрела, ей было страшно и противно, а они думали, что она сейчас начнет хлестать не подол, а их по головам.

На подгибающихся ногах девки притащили воду.

Ромуальд Северинович обнял и поцеловал Гражину.

Витольд стоял за спинами братьев, погруженный в задумчивость и злость. Но с порядком налаживающейся жизни уже ничего было не поделать.

В течение ближайших месяцев Витольд на два-три дня несколько раз исчезал из деревни не по заданию отца. Возвращался мрачный. Все были уверены: ищет и не находит Сахоня. О том, куда подался бывший батрак-конногвардеец, бродили разные слухи. Казалось, до скончания дней Витольду и проверять каждый из них. Но однажды он вернулся в совсем другом состоянии, ничего, как всегда, не рассказал, только было понятно: что-то произошло.

25 марта 1944 года. Поселок Городок.

В одноэтажном каменном, приземистом доме на окраине Городка горели тусклым желтым огнем три окна. У входа топтался красноармеец, винтовка с примкнутым штыком висела на плече. Луна светилась в тонко замерзших лужах на широком дворе перед домом, и кончик начищенного штыка оказывался доступен лунному лучу и тогда посверкивал.

В помещении с задернутыми шторами сидели два офицера. Один за столом у стенки, на неудобном стуле. Второй — в продавленном кожаном кресле в углу. Первый, подполковник Махов, тяжелого, должностного вида человек, наморщив лоб с тремя вертикальными морщинами, читал, переворачивая испещренные листы в открытой папке, другой, худосочный, носатый капитан Фурин, боролся со сном.

Подполковник перевернул последний лист, поднял очки на лоб и тяжелым, почти недовольным взглядом обратился к капитану:

— Это все?

— Так точно.

— Всего три группы?

— Вообще, мы приходим к выводу, что это одна большая группа. Все нити сходятся к одному человеку — к Василькову.

Подполковник откинулся на спинку своего полукресла и с чувством произнес, массируя глазные яблоки:

— Ин-тен-дант.

Капитан осторожно улыбнулся, как бы говоря: тыловик есть тыловик, рано или поздно мы ведь их всегда сажаем, особенно если фронт встанет надолго.

— И сколько они у нас промышляли?

— Из показаний следует, что больше трех месяцев.

— И за все это время никаких сигналов?

Капитан виновато пожал плечами:

— А кому жаловаться, они свидетелей не оставляли. Если кто-то и набредал на такие ограбленные дома, списывали на то, что зона военных действий, диверсанты… Мало ли бродит групп по обе стороны фронта. Да и живут тут больше хуторами, от одного до другого не докричишься, если что. Да и они все обставляли так, что вопросов не должно было возникать. Никогда не шумели — только холодное оружие. Резали как волки баранов.

— Помогла, как всегда, случайность.

— Не совсем так, товарищ подполковник, я бы сказал, что бдительность сыграла свою роль. Все сомнительные места так или иначе контролировались. Награбленное сбывал в основном Васильков, стерегся, у него в глубоком тылу целые склады, а его, извините за выражение, оперативники довольно долго держались, не следили по части кутнуть-шикануть. Но время от времени срывались. Как говорится, деньги карман жгут. Ну, вот мы и обратили внимание на некоторых особо ретивых. У нас народу с законными трофеями полно, а с приходом на эти территории мы нарвались на старую инфраструктуру. Стоило фронту зафиксироваться, местные стали открывать разные местечки злачного типа, «мою Марусечку» поют, чуть ли не варьете, девочки там…

Подполковник опустил очки на нос, как будто опустил занавес: характер обстановки на тыловых территориях был ему хорошо известен. Он перевернул папку лицом вверх:

— Значит, дело можно считать закрытым?

Капитан лишь огорченно вздохнул:

— То-то и оно, что нельзя.

Капитан вновь вздохнул и кивнул несколько раз.

— Один ушел.

Подполковник встал, прошелся вдоль окон:

— Что значит «ушел»?! Как он мог уйти? У вас там взвод был, план разработанный. Может быть, эти двое, — Махов вернулся к папке, открыл и проверил свою память, — Черпаков и Базилюк, придумывают?

— Зачем? — пожал плечами капитан.

— Ну, не знаю, путаницу внести, время оттянуть, пока мы ищем третьего, дело вроде как стоит, и расстрел их откладывается.

— А показания кельнера? Кстати, на них мы основывались, выдвигая версию. Теперь он боится, что ему отомстят.

Подполковник отмахнулся:

— Что у нас — Чикаго?!

Капитан кивнул: мол, да, не Чикаго.

Подполковник стал загибать пальцы на руке:

— Кельнер утверждает, что эти трое вошли, сели за столик у самого выхода. Вошли невеселые — похоже, дело на этот раз у них сорвалось и, по его мнению, назревало меж ними какое-то разбирательство. Зачем за этим идти в заведение, на многие глаза?

Капитан выжидательно молчал. Подполковник продолжил, замедлив темп речи, как будто крался словами, надеясь, что отгадка выскочит, как мышь, и он ее сцапает.

— По-том о-дин, да-же не при-сев от-пра-вился в туалет…

— Да.

— После этого влетают ваши автоматчики, и… все. Двоих взяли, а третий словно испарился.

— Там было проверено все, и не один раз. Все кладовки, все шкафы, сортир, разумеется, я сам бывал там два раза… после этого. Спрятаться даже на самое короткое время негде. Кельнер утверждает то же самое.