Пятерка двигалась с уверенностью и вседозволенностью акульей стаи. Кто-то сильный заточил пятерку под результат, а вы говорили, что нет места безопасней, чем круглосуточный боулинг. Валера, наверное, от растерянности выловил из ворота рубашки судейский спортивный свисток на тесемке и сжал зубами. Максимыч потянулся за своим пистолетом, пришло время поиграть в тир.

Но три дородные тетки опередили нашу троицу. С тем же кайфом, который они демонстрировали при забавах с шарами, дамы предварительного преклонного возраста предъявили пятерке нахалов собственные шпалеры — одной «Глок», у другой «Беретта», у третей «Чешска збройница». И нашим героям тут же стало понятно, как на духу, что пятеро тамплиеров явились сюда не по их души, а для ломки кайфа незнакомым дородным дамам.

Кто были эти три столь заинтересовавшие молодежь веселые мотроны, шут знает, может быть, королевы питерских бензоколронок, может быть, комитет бизнес-леди, не пускающий тамбовцев в сферу крышевания над гостиничным сектором. А может быть тайный союз маркетологов, считающий, что пора переделить рынок наружной рекламы Петербурга. В любом случае на лицах обеих сторон читалась бескомпромисность и готовность жать на пусковые скобы огнестрельного оружия, стволы черными живоглотными зрачками уперлись в лбы. Смерть зыркала в обе стороны, хотелось ей, жадной, в смак побезобразничать на здешнем танцполе.

Только насосавшийся к концу смены бармен не учитывал происходящего. Его жизненное пространство сузилось до дистанции, куда он еще мог, сползши на пол, дотянуться рукой. Под руку ему попалась бутылка шампанского «Граф Голицын». Не долго колеблясь. Представитель администрации развинтил фольгу и проволоку, и шутихнул пробкой в строй бутылок кампари, текилы и виски. Пробка по боулинговому метко попала в бутылку с кальвадосом, откуда и отпито было всего сто грамм. Тем не менее кальвадос не стал вести себя словно Ванька-встанька, а чистосердечно грохнулся со стойки на пол. Грохот кончины бутылки не позволило бармену расслышать небоулинговый грохот в зале.

Понимая, что лучше им оставаться чужими на этом празднике жизни и смерти, Алина, Валера и Максим мимо погруженного в блаженный аут бармена через кухню, снаряженную всех необходимым для приготовления суши, через подсобные коридоры, пропитанные неистребимым кулинарным амбре, дернули из понтового торгового центра.

Только оказавшись за три квартала троица обратила внимание, что собственную обувь они оставили в зале[41]и теперь обуты черти во что. Но вернуться никто не предложил.

* * *

Громоздкая полевая рация теперь переселилась под стол отсутствующего Максима Максимовича Храпунова, опустим все иезуитские наименования должностей и чинов. Эдик обнаружил ее, плюхнувшись в кресло и осознав печальный факт, что ноги придется поджимать.

— Сестра Раиса? — властно прогремел голос Эдуарда Перова. — Почему рация до сих пор не сдана в хранилище? — Сегодня Перов был одет в лучшее из китайско-турецкого барахла, которое можно найти на вещевых рынках.

— А я откуда знаю? — сестра Раиса сличала последнее издание Брема Стокера с каноническим гриммуаром от Сойкина, делая пометки химическим карандашом. Мысли сестры Раисы витали галактически далеко: жизнь не задалась с утра, сестра вспоминала с мазохиз(харизмо)матической сладострастностью — будильник продолжал зудеть, сколько она ни пыталась его урезонить, он звонил и после десятого нажатия на пимпочку, и тогда, когда сестра забаскетболила его в форточку. А когда изнуренная войной с будильником Раиса отправилась на кухню завтракать, наша синечулочная дева обнаружила, что в банке с манной крупой завелась моль. А в метро в голову сестры пришел запоздалый совет от ангела-хранителя, что швыряться будильником не стоило, следовало вынуть из евоных внутренностей батарейку.

Сестра Раиса машинально переворачивала пальцами страницы Стокера. Сестра безмерно страдала, и обращала внимание на Эдика не более, чем на собственную тень.

Рабочий день только начался, планы на сегодня у штатного авгура ИСАЯ Эдуарда Перова были самые радужные.

— Дина Матиевна в приватной беседе, — значительно смерил взглядом неказистую сестру Эдик, — намекнула, что рассматривает вашу кандидатуру в качестве хранителя исаявских арсеналов. Не скрою, мое мнение о вас, как об исполнительном сотруднике, может качнуть чашу весов в выгодную сторону. Но прежде такое мнение у меня должно создаться. Кстати, где сестра Алина?

Сестра Раиса Ивановна одолевала девятнадцатую страницу, сестра Лариса Сергеевна заворожено уткнулась в монитор компьютера. Перов к великому удивлению вдруг понял, что к его речам не очень-то прислушиваются.

— Сестра Раиса?

Сестра Раиса перевернула страницу. На столе у Ларисы затрезвонил радиотелефон — трубка без шнура (Однажды некий понтифик заговорил проводную связь, и провод чуть не задушил дежурного офицера, пришлось тратиться на модернизацию). Лариса сняла трубку безупречно отманикюренными пальчиками:

— Мне второй раз выставили квартплату за один и тот же месяц! — гневно загремела трубка.

— Позвоните деньков через тридцать, — надменно процедила сестра.

Адмиралтейский райотдел ИСАЯ маскировался под контору маловнятного назначения в бескрайней и мутной структуре Комитета жилищного хозяйства.[42]Иногда сюда звонили с жалобами какие-то жильцы, иногда безапелляционным тоном некие генералы коммунального быта вызывали «представителя» на ковер, эти вызовы, впрочем, благополучно манкировались.

— Сестра Раиса, я к вам обращаюсь! — Эдик подумал, что стол Храпунова стоит неудобно, и лучше его передвинуть к окну.

— Слушаю, брат, — нехотя оторвалась от черно-романтической прозы сестра.

— Не брат я тебе. По рангу, напоминаю, «отец». Сестра Раиса, в виду того, что в скором времени вам предстоит заведовать хранилищем ИСАЯ, приказываю доставить туда рацию. — Еще Эдик бы выписал настоящий штатный череп, хрустальный шар диаметром с пляжный мяч, и украсил бы стол, как у Дины Матиевны.

— А почему я? У меня столько дел возбуждено, вы за меня раскрывать будете?

— Потому, — повысил тон Перов, — что я сейчас временно исполняю обязанности начальника Адмиралтейского райотдела и здесь приказываю.

— Того же серийного маньяка-хиллера кто выслеживать будет? Подойдет этот тип к ничего не подозревающей какой-нибудь засидевшейся над квартальным отчетом бухгалтерше где-нибудь ночью на трамвайной остановке, перебросится парой фраз о плохой погоде, потом ворковать начинает, приобнимет за бочок, все время завораживающе шепчет на ушко «Манна-мана», и спокойненько так наматывает чужие кишки на локоть. Жертва в трансе. Потом Манна-мана себе уходит, жертва падает бездыханной, живот цел…