Подобные мысли приходят мне на ум все чаще и чаще. Кто-то считает это взрослением, кто-то – самосознанием.

Я же считаю честностью перед самим собой.

Марина сопит на соседней койке, а я лежу и смотрю в потолок. Я поспал часа два, не больше, – внутренний будильник всегда заведен на пять тридцать – и теперь лежал, пытаясь осмыслить, что же случилось прошлой ночью.

Хм-м-м… Секс?

И да, и нет. Хотел бы я назвать это сексом, но на самом деле это, увы, было нечто большее. Почему я так решил? После банального секса «для разрядки» ты не думаешь: «И что же с нами будет дальше?» В лучшем случае ты думаешь: «Надо будет повторить».

Но сейчас о повторении и речи не шло. Более того – будь моя воля, я бы вернулся в прошлое и предостерег себя от столь опрометчивого шага. Грядущей ночью я должен вытащить из здешней тюрьмы капитана Грина и раствориться в воздухе, навсегда забыв о девушке по имени Марина, но такое развитие событий, совершенно уместное на первый взгляд, ныне казалось мне кощунственным.

«Как можно просто взять и растоптать то, что между вами случилось?» – возмущенно вопила совесть.

Происходящее напоминало чертову экранизацию какого-то любовного романа про черствого, как сухарь, вояку, который нежданно-негаданно влюбился в беженку. Долг зовет его прочь, но рядом с этой девушкой он чувствует себя… счастливым? Пожалуй, что так.

Счастливым…

Интересно, я когда-нибудь действительно понимал значение этого слова?

«Ну и кретин же ты, Мамонт, – презрительно усмехнулся внутренний голос. – Тебе надо о задании думать, а не о телках!»

«Она не телка» – только и смог возразить я.

Мозг упрямо не хочет обдумывать грядущую операцию – лишь обреченно наблюдает за неуместными колыханиями сердца.

Марина проснулась около семи, потянулась сладостно, а потом, приоткрыв один глаз, озорно уставилась на меня.

– Давно не спишь? – хриплым спросонья голосом спросила она.

– Да нет, только проснулся, – соврал я. – Пойдем?

Она кивнула и потянулась вновь, мурча, словно кошка.

Способность думать о побеге вернулась ко мне лишь во время завтрака. Теперь я держал в голове не только модель тюрьмы, которую уже успел воссоздать в мельчайших подробностях, но и остальной город… точнее, ту его часть, где находилась каталажка и достопамятная мониторная комната. Эх, вот бы понаблюдать хоть немного за обитателями тюрьмы через камеры видеонаблюдения, понять, по какому режиму они живут, когда сменяются, когда едят. Это позволило бы мне избежать немало проблем, но, к сожалению, шансы снова попасть в мониторную были минимальны.

Впрочем, несмотря на волнительные переживания, связанные с Мариной, я уже примерно представлял, как мне действовать ночью. Получившийся план требовал от меня определенной жестокости, но иного выхода не было. На войне, как говорится, либо ты, либо тебя.

– О чем ты думаешь, Сэм? – спросила Марина, глядя, как я с отсутствующим видом перемешиваю ложкой безвкусную кашу в моей тарелке.

В столовой мы снова говорили по-английски, чтобы не привлекать к себе внимания надсмотрщиков. И не зря: пока мы ели безвкусную перловую кашу, солдаты увели еще двух мужиков лет под пятьдесят, которые громко матерились на русском.

– Да так, обо всем… и ни о чем, – пробормотал я, мельком взглянул на девушку и снова уткнулся в тарелку.

– Это из-за вчерашней ночи? – Марина коснулась моей руки. – Тебе не понравилось, да?

– Нет-нет, что ты? Ночью все было… здорово! Просто задумался обо всем этом… о войне… о том, что нас ждет завтра.

– Не ты ли мне говорил, что в подобных условиях думать о завтра глупо? – улыбнулась девушка. – Что надо жить сегодняшним днем и радоваться, что мы до сих пор живы?

– Да, так и надо, но… не всегда получается, увы. Да все нормально. – Я сжал ее руку и слегка встряхнул. – Пойдем, пройдемся?

– Ты же ничего не съел?

– Не превращайся в мою мамочку, молю, – беззлобно проворчал я. – Не поел – значит, нет аппетита.

– Ладно, не заводись, – бросила Марина и отвернулась.

Я недоуменно уставился в ее затылок. Я триста лет не был с женщиной и потому отвык не только от ласк, но и от их непредсказуемого характера. Черт, да мы три дня как знакомы, а ссоримся, как семейные пары с двадцатилетним стажем, на ровном месте, из-за плоской шутки!.. Что еще за чушь?

– Ты идешь? – спросил я, наклонившись к ней.

– Да, – буркнула Марина.

Мы молча встали и, поставив миски на стол для грязной посуды, устремились к выходу из полевой столовой. Солдаты провожали нас хмурыми взглядами – видимо, подозревали в нас русских. Я с грустной миной прошествовал мимо, не забывая, однако, подволакивать ногу, как вчера. Девушка шагала впереди, не ускоряясь, но и не позволяя мне с ней поравняться.

– Эм! – воскликнул я, разозлившись.

Она оглянулась, нехотя подошла ко мне.

– Чего тебе? – спросила, глядя на меня исподлобья.

– Я не пойму, на что ты обижаешься? – хмуро сказал я.

– Я не обижаюсь, – гневно раздувая ноздри, возразила она.

– В самом деле? А там, в столовой, что это было?

– А что там было?

– Ты отвернулась, когда я сказал тебе, что у меня нет аппетита.

– Ты был раздражен, я поняла, что к тебе лучше не лезть.

– Да не был я… – запротестовал я, когда на плечо мне легла чья-то рука.

Я буквально обмер, решив, что все, допрыгался, но тут до боли знакомый голос произнес:

– Здоров, Сэм. Как твоя нога?

Марина удивленно смотрела мне за спину.

Я начал медленно поворачиваться, уже зная, кого увижу, но все равно до последнего надеясь на что-то…

Чуда не произошло. На меня с улыбкой смотрел Ральф. Рожа у него после вчерашней пьянки была слегка помятой, но в целом выглядел он достаточно бодрым.

– Ты, я смотрю, уже нашел себе утешение? – Он стрельнул взглядом в сторону Марины и заговорщицки мне подмигнул.

Я смотрел на него, не зная, что сказать. Просто послать этого типа куда подальше я, к сожалению, не мог, но и продолжать этот разговор мне совершенно не хотелось, ведь Марина стояла рядом и все слышала.

– И правильно. – Ральф снова похлопал меня по плечу. – Жену-то уже не вернуть, а жить дальше как-то надо.

Я буквально чувствовал, как взгляд Марины жжет мне затылок. Я открыл было рот, чтобы ответить солдату, когда жжение внезапно прекратилось. Повернув голову, я увидел, что девушка спешит прочь, судорожными движениями расталкивая выстроившихся перед столовой беженцев. Я хотел окликнуть Марину, но остановил себя.

«Может, оно и к лучшему?»