29 июня произошла катастрофа, судя по всему, сильно потрясшая папу и его окружение. Один астролог посоветовал Александру VI быть особенно внимательным в течение святого 1500 года, так как он мог оказаться для него роковым. В тот июньский день после вечерни на Рим обрушился страшный ураган с градом. Каминная труба рухнула на крышу Ватикана, пробила два этажа и задавила трех человек. Внизу находился зал аудиенций, где понтифик беседовал с Хуаном Борджа, архиепископом Капуи и своим приближенным Гаспаро, занявшим место Перотто. Здесь потолок тоже просел, увлекая за собой балдахин, рухнувший на папу. Его уже считали погибшим. Лукреция и Алонсо, услышавшие грохот обвала и крики, прибежали в сопровождении охраны. Пробираясь по лестнице, заваленной обломками, посреди туч пыли, вырванных ветром окон, рухнувших балок, кусков стенной кладки, им удалось добраться до того места, где лежал окровавленный Александр VI. Его камерарий, архиепископ Капуанский и слуги, вооружившись лопатами, пытались его высвободить. Когда им наконец удалось вызволить его из-под обломков, он был жив, но без сознания. Весть об этом, разумеется, мгновенно разнеслась по всему Риму, напугав одних, обрадовав других — всех тех, кто желал либо краха планов Чезаре, либо падения дома Борджа, либо триумфа Арагонской династии.

Прибыв к изголовью раненого, герцог Валентинуа отдал приказ звонить в колокола, чтобы известить всех о том, что святой отец жив, и в целях предосторожности велел охране закрыть двери и внимательно осмотреть замок Святого Ангела.

К величайшей досаде Чезаре, первое, о чем заговорил Александр VI, едва придя в сознание, это о том, здесь ли Лукреция. Теперь она вместе с Санчей и Алонсо постоянно находилась у постели больного и не покидала Ватикана.

Оратор Феррары, нанеся визит главе Церкви, констатировал, что тот чувствует себя чудесно, ничто не способно пошатнуть его здоровье. Посла Венеции, пришедшего следом, папа также уверил, что его состояние вполне удовлетворительно. Наконец, чтобы отблагодарить Богоматерь, чье заступничество представлялось ему очевидным, он велел отслужить 5 июля мессу в ее честь.

Теперь Чезаре выжидал. Постоянное присутствие этого арагонского трио казалось ему дурным предзнаменованием, страх, который он испытал 29 июня, еще не прошел, его личная власть еще не имела крепкого фундамента, а могущество зависело от жизни его отца. Паоло Капелло напомнил ему об этом, произнеся жестокие слова: «Без папы ваши притязания улетучились бы в два счета» — предостережение, которое подчеркивало шаткость его положения и которое служило еще одним доказательством тому, что его недавние завоевания в Романье могли обратиться в дым; один лишь Людовик XII мог поддержать его территориальные притязания. Более чем когда-либо необходимо было положить конец родственным связям Александра VI с арагонцами.

Участь Алонсо была решена.

Теперь тактика Чезаре состояла в том, чтобы с каждым днем все больше изолировать от мира своего отца. Едва только ему казалось, что какой-либо родственник или придворный пользуется милостью понтифика, как он становился чернее тучи. Александр VI, впрочем, во всем ему потакал, будучи в восторге от сына, целью которого стало превращение Папской области в державу Борджа. Ради этой цели Валентинуа было недостаточно стремления укрепить свою политику, сохраняя верность Франции, ему было необходимо загодя устранить в своей семье препятствие, способное помешать его планам… В случае смерти короля Федерико Неаполитанского герцог Бишелье, внебрачный, но признанный сын короля Альфонсо II и супруг дочери главы римской Церкви, имел все шансы взойти на трон Арагонской династии. Такая перспектива не нравилась Людовику XII и особенно Чезаре, зависевшему от французов. Так и возникла мысль о необходимости избавиться от зятя.

«Вечером 15 июля, — сообщает Франческо Капелло, секретарь Алонсо, — когда день уже угас и было около десяти часов, герцог Бишелье попрощался со своей супругой, которая еще присматривала за своим отцом, покинул Ватикан и направился в свой дворец. С ним были его камергер Томазо Альбанезе и конюший».

В тот юбилейный год множество паломников, не имевших жилья, воспользовавшись теплой погодой, располагались на ночлег на площади, прямо на мостовой. Неожиданно по короткому сигналу пятеро из них вскакивают и нападают на Алонсо и его слуг, которые пытаются спрятаться в базилике. Алонсо, оказавшись окруженным, защищается, но это только разжигает ярость нападающих. Он ранен в голову, плечи и ноги, падает на землю, одежда его разодрана в клочья и покрыта пятнами крови. Нападающие собираются бросить его в Тибр. Однако двум его спутникам, тоже жестоко избитым, удается освободиться и вырвать у убийц тело господина, которое конюший взваливает себе на плечи, а Томазо Альбанезе шпагой прикрывает их отход. Шум и крики в конце концов привлекают внимание ватиканской гвардии. Едва заслышав скрип открываемых дверей, бандиты, уверенные в том, что довели свое дело до конца, бегут вниз по деревянной лестнице, где их ждут сорок всадников, чтобы улизнуть вместе с ними к воротам Портезе. «Все свидетельствует о том, что речь идет не о простых преступниках», — пишет Бурхард. Операция, осуществленная такими значительными силами, могла быть только делом рук Чезаре.

Неподвижное тело жертвы, поддерживаемое его приближенными, было перенесено в частные апартаменты Его Святейшества, который беседовал с младшим сыном, дочерью и Санчей. Когда Лукреция увидела своего окровавленного мужа и тень смерти на его лице, она упала без сознания и так больно ударилась об пол, что сразу пришла в себя. У нее не было времени проявлять слабость: кардинал Лопес, епископ Капуанский, причащал Алонсо. Однако врачи не считали его состояние безнадежным. Его молодость — ему было всего девятнадцать лет — и великолепное здоровье позволяли им предполагать, что раненый поправится за несколько недель.

Ободренная этим прогнозом, Лукреция сумела преодолеть испуг. Из соображений безопасности она начала настаивать, чтобы отец позволил ей устроить мужа в комнате Сивилл, где легче было вести наблюдение. По всей вероятности, не хуже Лукреции зная, кто стоял за этим покушением, Александр VI согласился, выделив для охраны зятя шестнадцать оруженосцев, которые должны были защищать вход. Затем, опасаясь предательства со стороны римских врачей, Лукреция потребовала присутствия хирургов короля Федерико, а именно Галиано де Анна и Клементе Гактула.

В ожидании их приезда Лукреция, ее личный врач и Санча ухаживали за раненым. Алонсо находился между жизнью и смертью около недели. И несмотря на свое состояние, «он рассказал обеим женщинам, — сообщает Санудо, — кем он был ранен». Чтобы защитить его от новых опасностей, о которых уже поговаривали в народе, дамы усилили наблюдение за апартаментами. Флорентиец Франческо Капелло осторожно сообщал 17 июля: «Никто не говорит о том, кто именно ранил герцога, и не похоже даже, чтобы было проведено основательное расследование. Однако по городу распространился слух, что это семейное дело Борджа, поскольку во дворце так много давних и новых поводов для ненависти, столько зависти и ревности в делах государственных и личных, что неизбежно случаются скандалы подобного рода». Другие комментаторы высказывались с большей определенностью. Так, поэт Винченцо Кальмета, описывая герцогине Урбинской это убийство, в заключение сообщает: «В Риме все уверены в том, что удар этот был направлен герцогом де Валентинуа». Два дня спустя посол Beнеции писал членам Синьории: «Неизвестно, кто поразил герцога Бишелье, однако говорят, что это тот же человек, что убил герцога Гандийского и бросил его в Тибр». В своем зашифрованном послании оратор Флоренции утверждал: «О папе и герцоге Валентинуа рассказывают дурное».