– Может не быть другого случая, – сказал генерал национал-социалистов со вздохом. – Было слишком много покушений на его жизнь. Фюрер решил прекратить публичные выступления для сведения риска к минимуму. Он будет обращаться к народу исключительно через «Рейхссендер». Даже если он снова выйдет на публику, охрана вокруг него будет неприступной.

– А как насчет его внутреннего круга? Есть какие-нибудь кандидаты?

Райнигер покачал головой.

– Все, показавшие признаки нерешительности или слабость, были выполоты, как сорняки после первой неудачной попытки операции «Валькирия». Фюрер позволяет приблизиться к себе только верным ему людям. Тем, кто готов умереть за него. Никто из участвующих в Сопротивлении не входит в этот список.

Хенрика уставилась на экран телевизора – такой же мертвый и стеклянный, как ее глаза.

– Должен быть способ.

– Для того, о чем ты говоришь, Хенрика, нам потребуется двойник. И при том симпатичный. – Райнигер покачал головой. – Мне жаль, но все кончено.

Руки Яэль были в карманах свитера, сжимались вокруг маленькой куклы и булавки Аарона-Клауса. Ее острый конец врезался в ладошку. Она знала, что будет кровь, когда вытащит руку. Но это ее не волновало, она была слишком занята другой болью. Которая снова заливала ее…

Избранная ангелом особого рода.

Отмеченная знаком X.

Ты особенная. Ты можешь жить. Ты изменишь все.

Яэль, но не она.

Монстр. Монстр. Монстр.

Кто-то должен это сделать.

«ОЧНИСЬ ОЧНИСЬ ВРЕМЯ ПРИШЛО»

Это больше не было вопросом просто остаться в живых, или быть нормальной. Все вело ее к этому.

– Я, – сказала Яэль. – Я могу сделать это.

Вся та боль – такая свежая, такая избыточная, такая злая, такая старая – теперь пробудилась. Яэль взяла ее и вплела в свои кости. Она закрыла глаза и подумала о «Валькирии».

«ПОЗВОЛЬ ИМ УВИДЕТЬ»

Она показала им свой величайший секрет. Свой величайший позор.

Ее изменение.

Сейчас. 21 марта 1956. Контрольно-пропускной пункт Багдад. 7250-й километр

Багдад – город, который вовсе не был Багдадом. Больше не был. Его окраины были только воспоминанием о городе: выдолбленные оболочки домов с разбитыми окнами, вещи давно разграблены. Маячили мечети. Их мозаичные стены покрывала пыль. Шпили, которые когда-то призывали всех к молитве и устремляли глаза каждого к Богу, теперь указывали неизвестно для кого в пустое, размытое небо.

В центре еще было какое-то подобие жизни. Люди избегали ужасов всегда горящих нефтяных месторождений. Избегали быть реквизитом для камер «Рейхссендера». Избегали быть нижайшими слугами для Рейхскомиссара страны и других должностных лиц национал-социалистов. Подавать им ледяной кофе на подносах из серебра и очищать грязь, которую оставили их сапоги в помещении.

Контрольно-пропускной пункт в Багдаде был красивым, гораздо больше, чем любой другой. Его дверные проемы уютно изгибались. Решетчатые окна ловили резкий дневной свет, распределяли его по полу, как историю. Красочные плитки – синие, белые, золотые – сочетались друг с другом в замысловатых узорах на стенах. Воздух цвел ароматами специй и чая, благовоний и тепла.

Жители контрольно-пропускного пункта были едва ли так элегантны. Размытая дорога начала сказываться даже на самых закаленных гонщиках. Разорванные куртки, помятые сапоги, шероховатые от сырого песка лица. Язык менялся, становясь все грубее, когда гонщики входили внутрь, видели свое время. (Было более чем несколько слов «проклятье» и «дерьмо»[16], плюнутых на доску). Положение не изменилось:

1-е место: Адель Вольф,

7 дней, 7 часов, 11 минут, 30 секунд.

2-е место: Лука Лёве,

7 дней, 7 часов, 21 минута, 8 секунд.

3-е место: Цуда Кацуо,

7 дней, 7 часов, 22 минуты, 6 секунд.

Яэль все еще была впереди. Оставалась целью. На спине чувствовалась тяжесть мишени, все взгляды были устремлены на нее. Неважно, где она ела свою баранину с нутом, взгляды преследовали ее. У Кацуо взгляд был хуже всех: острый, как клинок катаны. (Яэль не была уверена, но кажется после их столкновения в уборной, свирепый взгляд юноши вдалбливался еще глубже). Такео сидел по правой стороне, щелкая своим выкидным ножом туда и обратно. Ивао сидел слева от Кацуо и выглядел особенно несчастным. Дополнительный стул стоял между ним и Победоносным. Неудачная попытка подмешать наркотики должна была приблизить Ивао к вылету.

Немецкие юноши тоже смотрели, гораздо ближе, чем это могло бы понравиться Яэль. Принимая во внимание ее горло в синяках, ее покрытые струпьями ярко-красные щеки.

Немного времени пройдет, пока один (или все) из них снова нанесет удар. И Ивао слишком сильно приблизился к тому, чтобы сорвать ей гонку. Яэль был необходим союзник. Настоящий – нести ночной дозор и парировать движения захвата в клещи.

Варианты не были многообещающими. Яэль оценила комнату, как человек, играющий на ставках. Разделила гонщиков на лагеря, которые они сами образовали:

На ее стороне, в ее лагере был только один человек.

Брат Адель сидел в одиночестве за столом, сгорбившись над разбитым серебряным механизмом его карманных часов. Бессонные фиолетовые полумесяцы под его глазами легко расплывались в его разбитом пистолетом лице. Даже после нескольких дней и внимания медсестры Вильгельмины, рана выглядела плохо. Черноватая, синяя, зеленая по краям – по-прежнему достаточно яркая, чтобы слова засохли у Яэль в горле.

Но ей нужно было что-то сказать ему. Ей был нужен Феликс Вольф на ее стороне, если она хочет добраться до конца.

Правда, он был подозрителен. Он знал слишком много, в то время как Яэль – слишком мало. Но ситуация только усугубится, если она проигнорирует ее. Как сорняки, которые всегда вскакивали вдоль огорода Влада. Ей необходимо было с корнем вырвать его подозрения. Посадить их в другом месте.

Лучший способ сделать это, решила Яэль, сказать Феликсу Вольфу правду. Конечно, не всю правду. Феликс сделает все для своей сестры, и именно ей и надо было оставаться. Что касается более тонких деталей ее миссии… она скормит ему ограниченную, как хлебные крошки версию. Достаточную, чтобы вести брата Адель туда, куда она хотела.

Это был риск, ставка на то, что любовь Феликса к его сестре была сильнее, чем страх перед правительством. Но раньше он хранил секреты Адель, молчал и скрывал, когда она участвовала в гонке под его именем.